— Лучше пойдите и примените свой авторитет, «отец». Но если вы еще кого-нибудь ударите, я вырву у вас сердце из груди.
Патч посмотрел на нее так, словно поверил, что она действительно это сделает. Затем резко повернулся и направился к орущей комнате. Крики оборвались так резко, словно закрылась звуконепроницаемая дверь.
— Бедный старый Патч, — вздохнула миссис Маллоу, — он слишком задерган.
— Почему же тогда он не уйдет?
— Весь ужас в том, что мы уже не можем жить во внешнем мире, как старые каторжники. Мы привыкаем к здешней психической атмосфере.
— Но, — заметил я, — мне никто ничего не может толком объяснить. Может быть, вы дадите мне ясное представление о Томе Хиллмане?
— Я могу передать только свое впечатление. Том очень приятный мальчик. Но это место не для него. Он это почти сразу понял и сбежал.
— Почему не для него?
— Вам нужны подробности? Восточный корпус, в сущности, место для детей с личными невзгодами, со сдвигами в характере, с социально обусловленной патологией в развитии. Большинство здешних мальчиков и девушек духовно искалечены.
— Том?
— Его вовсе не надо было посылать в «Проклятую лагуну». Это всего лишь мое мнение, но оно кое-чего стоит. Я была вполне приличным клиническим психиатром.
— Но доктор Спонти думает, что у Тома было душевное расстройство.
— Доктор Спонти никогда не думает иначе, — ответила миссис Маллоу, усмехнувшись. — По крайней мере, об этом. Вы знаете, сколько платят обманутые родители? Тысячу долларов в месяц. Плюс разные доплаты. Музыкальные уроки. Групповая терапия. В то время как на самом деле не дети, а добрая половина их родителей должна была бы находиться здесь или даже в месте похуже этого. Тысяча долларов в месяц. Так называемый доктор Спонти получает свои двадцать пять тысяч в год. Это в шесть раз больше того, что он платит мне за молчание.
Она выглядела обиженной. Обида порой способствует откровенности. Но, к сожалению, не всегда.
— Что вы имели в виду, сказав, что Спонти — «так называемый доктор»?.
— Он не врач и вообще не имеет отношения к какой-либо науке. Он получил степень за административную работу на одной из южных фабрик дипломов. Знаете, какая у него была диссертация? «Организация питания в пансионатах средней ступени».
— Вернемся к Тому. Почему же отец отдал его сюда, если он не нуждается в лечении?
— Не знаю. Я не знаю его отца. Он, возможно, просто хотел убрать его с.¡глаз.
— Почему? — настаивал я.
— Мальчик создавал определенные неудобства.
— Том сам рассказывал вам?
— Нет. Он не стал бы. Но были такие признаки.
— Вы не слышали о том, что он украл машину?
— Нет, но, если бы мы знали подробности, это могло бы помочь понять его. Он несчастный, одинокий. Он не из наших закоренелых преступников. Да, впрочем, кто из них закоренелый?
— Значит, Том вам понравился?
— Мы не успели получше узнать друг друга. Он всю неделю не подходил ко мне, а я никогда не действую силой. Большую часть времени он проводил в комнате, за исключением классных часов. Думаю, он старался найти выход.
— И разработал план революции?
В ее глазах сверкнула насмешка.
— Да, мальчик оказался более смышленым, чем я могла предположить. Не удивляйтесь. Я на его стороне. Иначе зачем бы я вообще была здесь?
Миссис Маллоу начинала мне нравиться. Почувствовав это, она подошла и притронулась к моей руке.
— Надеюсь, и вы тоже на стороне Тома?
— Пока я не познакомлюсь с ним, это трудно решить. Да и не имеет сейчас особого значения.
— Нет. Это важно!
— Так что же произошло между Томом и мистером Патчем в субботу вечером?
— Я этого действительно не знаю. В субботу вечером меня не было. Вы можете об этом доложить, мистер Арчер. Если захотите.
Она улыбнулась, и передо мной как-то сразу раскрылся смысл ее жизни. Она заботилась обо всех людях. И никто не заботился о ней.
Глава 3
Миссис Маллоу вывела меня через черный ход, который был уже закрыт. Дождь за это время стал сильнее. Потемневшие тучи скопились над холмами, и казалось, что конца дождю не будет.
Я направился к административному корпусу. Надо было сообщить Спонти, что я все-таки намерен повидать родителей Тома Хиллмана, нравится ему или нет.
Сведения о Томе, которые я получил от тех, кто его терпеть не мог, и от тех, кому он нравился, не давали ясного представления ни о его привычках, ни о его личности.
Он мог быть и обиженным подростком, и психопатом, знавшим, как понравиться женщинам старше себя, а мог находиться между двумя состояниями, как Альфред Третий.
Я не смотрел по сторонам, и меня чуть-чуть не сбило желтое такси, въезжавшее на стоянку. Мужчина в твидовом костюме, сидевший на заднем сиденье, вышел из машины. Я полагал, что он извинится, но он даже не обратил на меня внимания.
Это был высокий, седой, респектабельный мужчина. Возможно, он выглядел бы еще более внушительно, если бы ярость не искажала его лицо. Он вбежал в административный корпус, я прошел следом.
— Извините, мистер Хиллман, — говорила ему секретарь мистера Спонти, — доктор Спонти ведет переговоры, которые я не могу прервать.
— Для вас будет лучше, если вы их все-таки прервете, — резко ответил Хиллман.
— Извините, но вам придется подождать.
— Но я не могу ждать. Мой сын в руках преступников. Они пытаются вымогать у меня деньги.
— Это правда? — Голос потерял профессиональную предупредительность.
— У меня нет привычки лгать.
Девушка извинилась и вошла в кабинет Спонти, плотно прикрыв за собой дверь. Я заговорил с Хиллманом, назвав свое имя и род занятий.
— Доктор Спонти пригласил меня разыскать вашего сына. Мне хотелось бы поговорить с вами. Сейчас, видимо, самое время.
— Да, несомненно.
Хиллман был крупным, производящим впечатление человеком. Утонченные черты лица патриция, говорящие об остром уме и хорошем воспитании, которое обычно дается людям, имеющим деньги. Развитая грудная клетка, тяжелые плечи. Однако в его рукопожатии не чувствовалось силы. Он заметно дрожал, как испуганная собака.
— Вы говорили о преступниках и вымогательстве… — начал я.
Но его стального цвета глаза опять уперлись в дверь кабинета Спонти. Он хотел поговорить с тем, кого считал виноватым.
— Что они там делают? — спросил он с нескрываемым раздражением.
— Это трудное дело. Если ваш сын похищен, они вряд ли могут вам помочь. Это дело полиции.
— Нет, только не полиция. Меня предупредили, чтобы я держался от нее подальше. — Его глаза первый раз остановились на мне, взгляд был тяжел и подозрителен. — А вы не полицейский?
— Я же сказал вам, что я частный детектив. Приехал из Лос-Анджелеса всего час назад. Каким образом вы узнали о Томе и кто предупредил вас?
— Один из гангстеров. Он позвонил мне домой, мы как раз только сели за ленч. Он посоветовал мне все держать в тайне, иначе Том никогда не вернется.
— Он так и сказал?
— Да.
— Что еще?
— Они сообщат мне местонахождение Тома, но только за выкуп.
— Сколько?
— Двадцать пять тысяч долларов.
— У вас есть деньги?
— Они будут у меня во второй половине дня. Я продаю часть акций. Прежде чем ехать сюда, я побывал у брокеров.
— Вы действуете очень быстро, мистер Хиллман. Но я не совсем понимаю, что сюда-то сейчас вас привело?
— Я не доверяю этим людям, — сказал он намеренно громко. Видимо, он забыл или не расслышал, что я работаю на Спонти. — Я убежден, что Тома выманили отсюда, возможно, не без помощи персонала, а они это скрывают!
— Сомневаюсь. Я говорил с членом правления школы, который сам совершенно обескуражен. Учащиеся подтверждают…
— Учащиеся подтвердят все что угодно: они боятся Спонти.
— Ну, не тот учащийся, с каким я говорил. Если вашего сына похитили, мистер Хиллман, то это произошло уже после побега. Скажите, у Тома были какие-нибудь преступные связи?