Я прижала коленки к груди; внезапно мне стало неуютно оттого, что я сижу нагишом перед ней, перед этим… духом? Привидением? Сущностью. Ханна тоже села, поджав ноги под себя.
– Я не думаю… – тихонько вздохнув, начала она. – Может, просто забудем обо всем этом? – Она вытянула едва заметно мерцающую руку и с сожалением осмотрела ее.
– Ханна. Ты умерла, – прошептала я.
– Да, – согласилась она.
– Но как ты… Как я…
У нее было такое выражение лица, что мне захотелось плакать.
– Как это случилось? – спросила я, прежде чем успела подумать, но, кажется, это были правильные слова. Слова, от которых нам обеим должно стать легче.
Ханна потерла шею и ответила:
– В ночь, когда случился пожар… В эту страшную, страшную, ужасную ночь…
– Ты не смогла выбраться? – спросила я, силясь вспомнить, что же произошло. Иногда кухарка разрешала мне и детям помогать с изготовлением конфет к празднику, и тогда приходилось долго вымешивать очень липкую, тягучую, неподатливую карамель. Сейчас я ощущала нечто похожее.
Ханна покачала головой:
– Нет. Не в ту ночь, но… сразу после. Я узнала… Я узнала нечто ужасное. Кошмарное. Я не смогла этого вынести. Мое сердце не выдержало этого ужаса. Но, когда пришло время уходить… ну, вы понимаете, после… я не смогла заставить себя покинуть этот дом. Я не смогла оставить вас и ваших сестер. Вы казались такими маленькими и одинокими на снегу, напуганные и перепачканные сажей, и я… просто не смогла уйти.
Она глубоко вздохнула (почему она дышала? ведь в этом давно нет необходимости!), встала и провела пальцами по краю раковины.
– Я сказала себе, что лучше остаться здесь, присматривать за всеми вами, даже если вы не будете подозревать о моем присутствии. Это стало для меня утешением. Гораздо большим утешением, чем загробная жизнь, полная неизвестности. Я чувствовала, как море зовет меня. Я знала, что должна уйти туда, раствориться в Соли, встретиться с мужем, разыскать своего… сыночка. Я разрывалась на части. Но потом… когда Хаймур сгорел дотла, вы подошли ко мне и взяли меня за руку. И долго-долго не отпускали. И вот… я осталась.
Я немного распрямилась, снова взволновав остывшую воду, и подняла руки, чтобы внимательно рассмотреть. Они ничем не отличались от любых других. Не выглядели так, словно могут прикасаться к усопшим и взаимодействовать с ними, и все же…
Ханна внимательно наблюдала за мной.
– Ты здесь из-за меня?
– О нет, милая, – поспешно заверила Ханна. – Вовсе нет. У меня был выбор. И я решила остаться.
Внезапно захотелось плакать. Какой была бы моя жизнь, если бы она сделала другой выбор? Как я жила бы без ее любви и ласки, без полезных советов и утешения?
– Спасибо тебе, – сказала я, стараясь не разреветься.
Этой короткой фразой невозможно выразить всю благодарность за эти годы, но на большее я сейчас была не способна.
Ханна кивнула, и мне оставалось лишь надеяться, что она поняла меня.
– Почему ты не сказала мне?
Вода была уже очень холодной, но я не стала вылезать.
– Когда всех похоронили, вы отправились на Гесперус, – начала Ханна, погружаясь в воспоминания. – Я помню, как вы – еще совсем малышка – дрожали, прижимаясь ко мне… Но когда вы вернулись, то все было так, будто ничего и не произошло! Вы не помнили моей смерти, не помнили… ничьих смертей, а я… Прошло уже много месяцев с тех пор, как кто-либо видел меня, говорил со мной в последний раз…
В ее глазах заблестели слезы, и – призраки не должны плакать! – она смахнула их рукой.
– Наверное, это было немного эгоистично. Нет. Это точно было эгоистично с моей стороны. Но когда вы впервые вбежали в свою новую комнату и, несмотря на встревоженные взгляды сестер, бросились ко мне в объятия, мне не хватило воли сказать вам правду. Я знаю, что это неправильно. И тогда тоже знала. Каждый день я пыталась скрыться, наблюдать за вами из тени, позволяла вашим сестрам отгонять меня и старалась быть незаметной, но вы все равно видели меня. Вы всегда видели меня, Верити.
По щекам потекли слезы; меня охватила невыносимая печаль. Я всегда считала, что призраки – это зловещие создания, несущие ужас и возмездие, которые не дают покоя живым, требуя вечной памяти и мести за свои страдания. Но прямо сейчас передо мной стояла Ханна. Не злобная сущность, жаждущая отомстить нам за то, что мы живы, а она нет. Ханна – это воплощение безграничной любви. Она все делала с любовью. Все ее решения, все поступки – все от любви.
– Я знаю, что вы готовы сидеть и переживать здесь всю ночь, – осторожно начала Ханна, – но торчать в холодной воде – плохая затея, и я даже отсюда вижу, как сморщились ваши пальцы. Может, продолжим разговор в вашей комнате?