– Да как же не горюниться? – продолжала нагнетать Алевтина. – Куры нестись перестали, да и курей-то осталось… – Махнула она рукой и поплелась, ссутулившись, к столу. – Ты сама-то хоть ела? – проявила она заботу. – Тощенькая какая… Возьми в дорогу пирогов. – Она приоткрыла полотенце, под которым лежали пироги – из одного, разрезанного надвое пирога торчала картофельная начинка. Хозяйка отложила парочку на белую косынку, после чего стала её связывать, поясняя: – Пекём только по праздникам. А разве у нас не праздник? Кого там наши взяли? Берлин? А, Еньк?
– Какой Берлин, мама? – Еня уставилась на неё, как на умалишённую.
– Что вы, не надо! – запротестовала Лидия, увидев, как прабабка связывает косынку.
– Бери, бери! Не гребуй.
Молодая бабушка перед гостьей проявляла застенчивость, мать она тоже периодически одёргивала из стыда. Это Стас выставлял её Жанной д'Арк, бронированной и бесстрашной, на самом деле закалилась она годам к пятидесяти, пережив все испытания на прочность характера, военные и послевоенные, сейчас же она казалась напуганной, растерянной девицей и соглашалась с происходящем вынужденно, так как выхода другого не находила.
Лидия собрала освободившуюся тару и скрутила в один моток: сумку для путешествий на молниях, современную упаковку, которую они со Стасом под конец сборов хватали из разных ящиков, невзирая на схожесть с тарой прошлого столетия. Ягоды были ссыпаны хозяйками в старый чугунок с крышкой и припрятаны во дворе под снегом, остальное спустили в подвальную яму. Дядя тем временем ходил и размахивал подаренной бирюлькой, долбил ею о стены, чем и разбудил сестру.
– Можно взглянуть на маму? – наконец решилась Лидия перед уходом. Евгения достала из люльки и поднесла пятимесячного ребёнка. В момент неспешного приближения, точнее поднесения запеленованного свёртка, в Лидии нарастала сдавленность под грудиной, дыхание стало едва уловимым. – Совсем на себя не похожа, – заулыбалась она, – у неё на правой ноге два пальца сросшиеся, третий с четвёртым.
Евгения развязала пелёнку и показала ножку: пальцы действительно были сросшимися.
– С ума сойти, это она… – прошептала Лидия, затаив дыхание. – Это же точно моя мама! Я не верю… Просто сон какой-то… – Она прижала к лицу свои ладони, эмоции испуга и восторга перемешались. – Может мне это снится…
Руки нервно полезли в карманы – пульты лежали на местах, сразу вспомнился Стас – жалкий, взволнованный, наверняка весь издёргался, торчит возле окон со своей заклиненной спиной. Ему бы лежать…
– Мне надо идти, там муж волнуется. – Всё семейство застыло в ожидании. – Вы только припорошите мои следы, и его – там следы моего мужа остались.
– Так это он давеча шастал? – спросила Алевтина. – А мы думали Микола, Игнатихиных внук. Контуженый он, за девками в окна подглядывает, окаянный…
Женщины сороковых на улицу выходить не решились – их страшило нахождение в непосредственной близости в зоне отбытия фантастического существа, похожего на человека, или того, кто облачился в человечью шкуру, они предпочли держаться подальше и наблюдать украдкой, как посланница поднимется ввысь в свете небесного луча и сверкнёт молния, и земля содрогнётся…
Лидия уже позабыла в какую точку однообразной белизны она прибыла, сначала искала следы, нашла, затем до последней секунды наблюдала за маленьким окном, в глазке которого, оттёртом тёплыми руками, скучковались бледные лица, в ладони она сжимала незаметную деталь, но теперь главную деталь её жизни.
Лица исчезли. Лидия оглянулась: другое лицо – Стаса смотрело из большого сияющего фонарными отблесками пластикового окна. Она наблюдала, как он прыгает на радостях, машет рукой, будто встречает в аэропорту после длительной командировки. А может действительно прошло слишком много времени, ненароком подумала она, что если время течёт по-разному, вон и спина у Стаса уже разогнутая, как будто подлеченная, не скрюченная, как была…
– Радость моя, я тебя заждался! Ищи мне теперь корвалол – я себе места не находил.
Лидия бросила взгляд на часы – показывало 23:50, проверила число – всё сходится. Так параноиком можно стать, балуясь в игры со временем, подметила она, теперь ей постоянно придётся сверять часы, заглядывать в календари, спрашивать у окружающих: который год, кто знает, где она окажется… До последних событий не приходилось беспокоиться по этому поводу, потому что время существовало одно – последовательное и реальное.
До утра бы Стас не дотерпел, им обоим пришлось громоздиться на диване с тарелками и чаем, чтобы он мог выслушать отчёт, лёжа и снова держась за спину, которая, как выяснилось, обострилась от волнений.