Прошли часы. Затем я услышала в холле медленные тяжелые шаги. Кто-то с трудом поднимался по лестнице.
— Это, наверное, миссис Уэллер,— прошептала я.— Она одна.
Чем дальше, тем беспокойнее становились и Ходж, и я. Он убивал время, составляя точный временной график того вечера, когда погибла миссис Гэр.
Время отправления поезда — 8.05.
Миссис Гэр покидает вокзал — 8.07.
Мистер Грант увидел миссис Гэр — 8.25.
Миссис Гэр сидит в ожидании в кладовой — 8.27 — 9.10.
Мистер Уэллер приходит в подвальную кухню — 9.08.
Миссис Гэр застает его — 9.10.
Убийство — 9.12.
Мистер Уэллер обыскивает кухню, запирает животных — 9.13 — 10.00.
Мисс Дакрес приходит домой, находит еще одну кошку — 10.00.
Уэллер запирает сбежавшую кошку в кухне — 10.55.
Уэллер бросает ключ через окно — 11.00.
Уэллер совершает попытку убийства мисс Дакрес — 11.02.
— Все очень красиво и очень логично,— сказала я,— но это ничего не доказывает. Когда же позвонит Штром?! А кстати, что искал Уэллер в кухне?
— Может быть, старуха не сожгла письмо, а сохранила его, чтобы постоянно шантажировать Уэллера?
— Это глупо. Он ведь уже давно ушел из полиции.
— Может быть, старуха угрожала опубликовать письмо?
— Это повредило бы ей больше, чем ему. Возможно, конечно, что он мог бы принудить старуху уплатить ему эти две тысячи долларов, зная наверняка, что письмо уничтожено…
В этот момент раздался звонок у входа. Мы оба замолчали и прислушались. Дежуривший в этот вечер полицейский открыл входную дверь. Я узнала голос Штрома и тотчас, бросилась в холл.
— Он сознался? Вы теперь полностью уверены?
Штром выглядел смертельно уставшим, изнуренным. Он опустился в мое удобное кресло с таким видом, как будто все силы навсегда покинули его.
Я сварила крепкий кофе и приготовила ему несколько бутербродов.
— Уэллер настаивает на том, что он не имеет никакого отношения к смерти миссис Гэр. Больше из него ничего не удалось вытянуть. Если он виновен, то он блестящий актер!
— Не могу себе представить, чтобы кто-то устоял против вашего допроса, — сказал Ходж.
— Это едва ли кому-то удается! — самоуверенно ответил лейтенант. — В конце концов они все сдаются. Если Уэллер действительно убил эту старуху да еще пытался убить вас, мисс Дакрес, то он самый отъявленный лгун, которого я когда-либо встречал. Но без его признания я ничего не могу поделать. У нас недостаточно доказательств, чтобы предъявить ему обвинение в убийстве и арестовать.
— У Уэллера первоклассный мотив,— задумчиво заметил Ходж. — Миссис Гэр отказалась платить долг и грозила вышвырнуть их отсюда. Кроме того, он знал, что она кое-что рассказала мисс Дакрес о его службе в полиции. Это могло оказаться для него опасным.
— Да я все это ему уже изложил со всеми подробностями! — простонал Штром.
— Ходж, — сказала я, — если ты еще дальше откинешься назад, ударишься вместе со стулом об стену! Я за то, чтобы отложить пока дело Уэллера в сторону и обсудить еще раз все остальное, что нам известно.
— Например?
— Думая о смерти миссис Гэр, нужно отвлечься от «дела Либерри». Может быть, одно с другим не имеет ничего общего. Единственное связывающее звено — это то, что в обоих случаях миссис Гэр является, так сказать, главным действующим лицом. Начнем с самого начала. Кто выигрывает от смерти миссис Гэр? Халлораны.
Штром и Кистлер застонали дуэтом.
— А теперь послушайте меня, — сказал мне Штром. — Вы когда-нибудь слышали о безупречном алиби? Эти Халлораны не столь изощренны, чтобы добыть себе такое алиби! И, кроме того, это люди не того сорта, чтобы подготовить такое покушение, какое было совершено против вас.
— А почему вы так уверены, что это был тот же самый человек, который убил миссис Гэр?
Снова оба застонали.
— Это мы уже достаточно подробно обсуждали!
— Несмотря на это, у нас нет настоящих доказательств, — настаивала я.
— Лучше пусть меня сожрут заживо, если мне придется еще раз с самого начала пережевывать все это дело! Скажите-ка, Кистлер, может быть, у вас тоже есть такая же блестящая идея, как у мисс Дакрес?
— Похожая.
— Выкладывайте!
— Я подозреваю только одного человека. Именно его я подозревал с самого начала — Баффингэма.
— Баффингэма?
— Да.
— А какая причина могла быть у Баффингэма?
— Понятия не имею. Но когда я представляю себе всех жильцов этого дома и задаю себе вопрос, «кто?», моя первая инстинктивная мысль — Баффингэм.
— Хм, — хрюкнул Штром.
— Он также находится в тяжелом финансовом положении.
— Несколько сотен долларов ничем не помогут его сыну.
— Кроме того, у этого человека ужасно несчастный вид, — вставила я.
— Это говорит голос любви к ближнему! Очень часто люди соболезнуют тем, кто пытался их убить!
— Средством для чистки одежды! — с отвращением сказала я.
— Вернемся к делу, молодежь, — призвал Штром. — На мой взгляд, убийца должен быть либо хитрее и умнее, чем любой из нас, либо настолько глуп, что на него просто никто не обращает внимания. Я знаю людей такого сорта.
— Первое описание подходит мистеру Кистлеру, — любезно заметила я.
— Спасибо. Зато второе очень похоже на тебя!
— Вот как? А я представляю себе кого-то, чья голова так сильно занята совсем другими делами, что предмет нашего поиска ему совершенно безразличен.
— В эту характеристику хорошо вписывается Баффингэм!
Кистлер предложил пригласить сюда Баффингэма, и Штром приказал дежурному полицейскому немедленно привести его. Баффингэм появился в моей комнате через несколько минут.
— Я тут еще кое-что вспомнил, Баффингэм, и поэтому хотел бы еще раз допросить вас, — сказал Штром в своей обычной опасно-спокойной манере. — Я просмотрел материалы по «делу Либерри». Вы к этому делу, Баффингэм, прямого отношения не имеете, но у меня нет никакого сомнения в том, что вы в былые годы были как-то связаны с… хм… промыслом миссис Гэр. Может быть, вы были когда-то сутенером?
— Я не знал миссис Гэр, пока не въехал сюда.
— А Уэллеров?
— Конечно, я знаю Уэллеров. Они ведь тоже уже довольно давно живут в этом доме.
— Вы знаете, что Уэллер раньше служил в полиции?
— Точно не знаю, но предполагал нечто подобное.
— Знали ли вы его во времена «дела Либерри»?
— Нет.
— Вы отвечаете очень уверенно. Тогда, значит, вы знаете, когда это происходило?
— Конечно, помню. Ведь газеты были полны сообщений об этом деле.
— Чем вы тогда занимались?
— Я работал в одной аптеке. Я ведь всю жизнь работаю в аптеках.
Помолчав некоторое время, лейтенант задал следующий вопрос.
— Работали вы когда-либо в аптеке Стейнца на углу Кливленд-авеню и Сен-Симон-стрит?
Так же, как и в прошлую пятницу, в глазах Баффингэма появилось какое-то странное выражение, которое, впрочем, тут же исчезло.
— Да, там я тоже когда-то работал.
— Когда? — прозвучало как пистолетный выстрел.