— Дайте-ка вспомнить… Прошло уже много времени… двенадцать— пятнадцать лет… Точнее не могу сказать, я ведь сменил так много аптек… Иногда в сезон нанимался на временную работу, например под Рождество или в разгар лета на продажу, а иногда наплыв покупателей спадал, приходилось искать новое место…
— Аптека Стейнца все еще существует, Баффингэм. И хозяин в ней тот же самый. Можно будет легко установить, работали ли вы там в 1919 году.
— Не помню. Вероятно.
— Может быть, я помогу вам освежить свою память. Между углом Кливленд-авеню и номером 417 по Сен-Симон-стрит всего два дома. А летом 1919 года в том доме кое-что произошло, не так ли?
— Не знаю. Я не имел к этому никакого отношения.
То ли мне показалось, то ли в самом деле Баффингэм начал нервничать, и у него появилась неуверенность?
Похоже, Штром очутился в тупике. Он попробовал зайти с другой стороны.
— Вернемся к прошлому понедельнику, когда было совершено нападение на мисс Дакрес. Итак, вы вместе с мистером Грантом пришли домой вскоре после полуночи, поднялись наверх и легли спать. Вы, мистер Баффингэм, прекрасно знаете, что в этом доме слышен любой шорох. Исключено, чтобы кто-то мог спуститься вниз по лестнице — даже при условии, что она застелена ковром, — не производя ни малейшего шума. Ведь ступени скрипят. Мисс Дакрес слышала это отчетливо. Следовательно, вы можете… — Оборвав фразу, он обернулся и сказал своему сотруднику: — Джонс, поднимитесь-ка очень тихо по лестнице.
— Зачем?
— Делайте, что вам говорят!
— Ладно.
Джонс пробирался вверх по лестнице со страшным шумом. Я невольно рассмеялась.
— На роль грабителя он, во всяком случае, не подходит,— проворчал Штром и обратился к Баффингэму:
— Вы слышали, Баффингэм? Такой же шум был и в ту ночь понедельника. Вероятно, не такой громкий, но все же похожий. Кроме того, ни один человек не может совершенно бесшумно перепилить железную задвижку, тем более если он так спешит, как тот, кто пытался тогда убить мисс Дакрес. Присутствующей здесь молодой дамы дома не было, Кистлера тоже. Мисс Санд и Уэллеры заявили, что рано легли спать. Может быть, они спали очень крепко, возможно, один из них — тот самый преступник — и не спал вовсе! Но, Господь свидетель, очень хотелось бы знать, почему вы ничего не слышали? Ведь ваша комната находится у самой лестницы. И вы как раз вернулись домой.
— Я не хочу кому-либо навредить…
— Предоставьте это, пожалуйста, моим заботам, — грубо перебил его Штром. — Тот, кто приносит зло, должен сам за это ответить. Итак, что же вы слышали?
— Ну… скрип… как будто кто-то спускался по лестнице.
— В конце коридора или где?
— В моем конце коридора. Кто-то прошел мимо моей комнаты.
— Этот кто-то вышел из комнаты мистера Кистлера или мистера Гранта?
— Кистлера же не было дома… и я еще не спал…
— Значит, Грант!
Никакого ответа.
— Грант! Вздор! — проворчал Ходж.
— Может быть, кто-то скрывался в твоей комнате, Ходж? — сказала я.
— Грант! — воскликнул Штром. — Снова и снова мы приходим к Гранту! А ведь он ненавидел миссис Гэр. Я хочу еще раз поговорить с ним. Вы остаетесь здесь, Баффингэм. Грант!
22.
Усердный служака Джонс пошел наверх за мистером Грантом. Пока мы ждали, Кистлер со смехом показал лейтенанту свой график. Штром не смеялся. Он сунул лист бумаги в карман.
— Будь вы тем убийцей, у нас было бы прекрасное доказательство, — сказал он.
Когда мистер Грант вошел в комнату, он производил впечатление глубокого старика, так что Кистлер невольно пододвинул ему стул. Штром тотчас же открыл огонь:
— Вы иногда ходите во сне, мистер Грант?
— Я? Конечно нет!
— У мистера Баффингэма внезапно случился приступ воспоминаний! Это часто бывает в делах такого рода, связанных с убийством. Он заявил только что о том, что в понедельник, оказывается, слышал скрип и шаги. Кто-то вышел из вашей комнаты, прошел мимо его двери и спустился вниз по лестнице.
Мистер Грант, казалось, задумался, устремив взгляд на Баффингэма.
— Совершенно верно,— спокойно сказал он.
Штром издал удивленный возглас. Чего он никак не ожидал, так этого ясного, утвердительного ответа. Я онемела, Ходж раскрыл рот и забыл его закрыть. Мистер Грант продолжал:
— Я прошел по коридору и спустился по лестнице в подвал. Но это не имеет к этому делу никакого отношения.
— Позвольте, пожалуйста, судить об этом мне! — прогремел Штром. — Может быть, вы скажете, почему бродили среди ночи?
— Конечно. Я что-то услышал.
— Так, так. Значит, вы тоже что-то услышали!
— Во всяком случае, мне так показалось. Что-то очень своеобразное. Вероятно, вы будете смеяться надо мной. Я тоже не мог бы представить себе, почему кто-то должен делать такое среди ночи… — Он пожал плечами. — Это был какой-то чрезвычайно странный шум… как будто кто-то что-то чистил щеткой… да, это единственное, с чем я могу сравнить этот звук… это была чистка… среди ночи.
— Так, значит, вы слышали шум какой-то щетки, — сказал Штром угрожающе-спокойным тоном.
— Иначе я не могу его охарактеризовать.
— И вы молчали об этом и во вторник, и в среду!
Мистер Грант, моргая, уставился на Штрома.
— Но ведь это несущественно!
— Наоборот! — прогремел Штром. — Кто в понедельник ночью тщательно подмел подвальную лестницу, тот и совершил нападение на мисс Дакрес!
На лице мистера Гранта отразилось удивление.
— Значит, кто-то действительно подметал? Тогда, выходит, я прав.
— Конечно, вы правы! Почему, черт побери, вы молчали об этом?
— Я впервые слышу о том, что подвальная лестница была подметена, — кротко объяснил Грант.
Этим Штром был сражен. Мы все раскрыли рты, чтобы что-то сказать, но молчали, как в тихом взаимном согласии.
Вероятно, Грант действительно ничего не знал о недавно подметенной лестнице. Во время его допроса об этом не упоминалось, а Грант был не из тех, кто болтает с другими постояльцами дома.
У Баффингэма был совершенно безразличный вид. Во всяком случае, он отнюдь не был поражен. Уэллер при реконструировании преступления сегодня во второй половине дня был захвачен врасплох.
— Тогда я ничему больше не удивляюсь! — беспомощно проворчал Штром.
Затем он взял себя в руки и объяснил свою версию покушения на меня.
Грант кивнул.
— Все очень хорошо сходится. Как я только что сказал, я услышал шум — будто что-то чистили или подметали. Мне стало, конечно, любопытно, что же происходит в доме. Я решил выяснить, в чем дело, и спустился в подвал. Но ни в чулане, ни в кухне миссис Гэр я не обнаружил ничего необычного. Я опять вернулся к себе, так как подумал, что ошибся.
— Во всяком случае, вы не сочли своим долгом предупредить других жильцов. Например, присутствующую здесь мисс Дакрес.
— Честно говоря, нет. Я считал, что она хорошо защищена. Эти стулья под ручкой двери…
— Откуда вы это знаете? — прервал его Штром.
— Я услышал это.
— Выражайтесь, пожалуйста, более понятно. Что вы услышали?
— Я, кажется, забыл упомянуть о том, что мисс Дакрес и еще кто-то, вероятно мистер Кистлер, пришли домой в то время, когда я находился в подвале. Я слышал, как мисс Дакрес крикнула, что все в порядке. Я слышал также, как она запирала дверь и двигала по комнате стулья. Было совершенно очевидно, что мисс Дакрес подставляла их под ручку двери.
Мистер Грант, моргнув, посмотрел на меня, и я покраснела, вспомнив о том количестве рома, которое я тогда выпила! Он дружелюбно улыбнулся.
— Эти молодые люди были очень… хм… возбуждены. Вполне понятно и вполне нормально для молодых людей… Естественно, я не хотел, чтобы они меня увидели, поэтому я подождал несколько минут, прежде чем снова подняться к себе.
Грант со стоическим спокойствием встретил недоверие Штрома. Штром переводил взгляд с одного на другого, пытаясь скрыть свое смущение.
— Все это звучит совершенно неправдоподобно! — сказал он наконец.— Тут что-то не так! Мистер Грант, вам придется объясниться. В три часа ночи обычно не бродят по дому.
— Я понятия не имел, сколько было времени.
— Но молодые люди вернулись домой именно в это время.