Снова зарядил сильный дождь. Было без пяти двенадцать. Она посмотрелась в зеркало, немного подкрасила губы, а потом стерла. Швырнула косметическую салфетку в небольшой пластиковый контейнер для мусора. Было без трех двенадцать.
«Форд» припарковался и выключил двигатель. Леона закурила сигарету, посидела, смакуя ее и поглядывая на часы. Двери конторы, расположенные на одном уровне с тротуаром, распахнулись. Черный зонтик, а все остальное белое: белая юбка, маленькая шапочка, рейтузы, унылые туфли на резиновой подошве. Выбегает под дождь. И бежит в маленькую красную «тойоту». Юбка мечется, дверцы автомобиля захлопываются. Включается двигатель. Машина уезжает.
Леона загасила сигарету. Часы показывали пять минут первого. Она достала с заднего сиденья зонтик, раскрыла дверцу и зонтик почти одновременно и вышла под дождь. Юбка взлетела высоко к ее бедрам, оголяя длинные ноги.
Когда она стремительно шла к зданию, то ощущала на своей спине взгляд негра.
— Мистер Хоуп?
— Да, Син?
— Звонит… бывшая жена…По шестому каналу.
— Мерси. Есть какие-нибудь успехи по звонкам?
— Пока нет.
— Продолжайте звонить.
— Я дошла до гостиницы «Магнолия».
— Отлично. Спасибо.
Он нажал шестую кнопку.
— Привет, Сьюзен, — сказал он.
— Как живешь, Мэтью?
— Спасибо, отлично. А ты как?
— Просто замечательно. Ты не собираешься на бал Посейдона в субботу вечером?
Ах, эта добрая старушка Сьюзен. Попала прямо в яблочко.
— Почему ты спрашиваешь? Хочешь помочь мне повязать галстук?
— Нет, спасибо, я делала это много лет, — сказала Сьюзен.
— Может, хочешь застегнуть мне запонки?
— И это я делала, — сказала она.
— Так почему же ты хочешь это знать, сладенькая?
— Ты назвал меня «сладенькая»? Мэтью…
Поосторожнее, не болтай чепуху, у нее что-то важное.
— Да, сладенькая, — сказал он, — я назвал тебя сладенькой. Сила привычки, знаешь ли. Извини.
— Только не называй меня «сладенькой» на балу, ладно?
— Подожди, не говори мне ничего, — сказал он. — Ты будешь там с одним старым тараканом, и ты хочешь, чтобы я ни словом, ни жестом не показывал, что мы с тобой когда-то были вместе…
— Тепло, но пока не горячо, — сказала Сьюзен. — Ему двадцать три года, и он…
— Сьюзен, как тебе не стыдно!
— Мэтью, пожалуйста, не позволяй себе…
— Двадцать три?
— Мэтью…
— Извини. Но все-таки двадцать три?!
— Да, и он футболист и играет за «Бакс». А рост у него сто девяносто три, Мэтью… И весит он сто десять килограммов…
— Ну, понятное дело, футболист.
— И он оченьревнив. Вот поэтому-то я и звоню. Я не хочу никаких неприятностей в субботу вечером, Мэтью…
— Так и я тоже не хочу!
— Так что, пожалуйста, не приглашай меня танцевать…
— Обещаю.
— И не болтай со мной…
— Не буду сидеть рядом, не буду смотреть на тебя. Я все понял, Сьюзен.
— Мэтью, это не шутка. Я искренне боюсь за тебя.
— Тогда я останусь дома и на бал не пойду.
— Мэтью…
— Буду прихлебывать мартини и глазеть на дождь за окном. Может, и ты составишь мне компанию. Мы опробуем мой новый надувной матрас.
— Но ты же ведь в самом делене купил надувной матрас?
— А ты приди и проверь, Сьюзен.
— Не искушай меня, — сказала она и повесила трубку.
— Я тоже люблю тебя, — сказал он молчащему телефону и положил трубку на место.
Он еще не успел убрать руку, как раздался звонок.
— Да?
— Миссис Саммервилл на пятом канале, — сказала Синтия.
— Спрашивает меня?
— Да.
— Хорошо, я возьму трубку.
Он нажал пятую кнопку.
— Привет, Леона.
— Мэтью, извини, что беспокою тебя, ты, должно быть, занят… Нельзя ли встретиться с тобой сегодня вечером?
Он немного помолчал, раздумывая.
— Мэтью?
— Да-да. Что стряслось-то, Леона?
— Я не хочу обсуждать это по телефону, не хочу приезжать к тебе в контору, не хочу, чтобы узнал Фрэнк.
— Так в чем дело, Леона?
Он-то знал, в чем дело. Это не просто звонок женщины, которую ты знаешь многие годы, и она жена твоего партнера и просит о встрече, но только не в конторе, потому что она не хочет, чтобы ее муж узнал, потому что тогда ей грозит развод.
— Ты можешь встретиться со мной в Марина-Лоу, в пять часов? — спросила она.
— Хорошо.
— Вот тогда и поговорим.
— Да, Леона.
— Спасибо, Мэтью.
Он положил трубку. И почувствовал, что ему хочется завопить: телефон зазвонил снова. Он снял трубку.
— Да?
— Мистер Хоуп, это Эндрю.
— Я слушаю вас, Эндрю.
— Мы нашли его, мистер Хоуп.
Проблема оказалась сложной.
С этим нельзя было пойти в полицию. Мэтью не мог позвонить Морису Блуму и сказать, что он нашел мужчину в черном, остановившегося в одном из мотелей Калузы, наблюдавшего за домом Пэрриша в субботу, а утром в день убийства опрометью бежавшего вдоль залива. В чем, собственно, не было преступления, если, конечно, он не совершил убийства, прежде чем сделать пробежку вверх по побережью.
Мэтью сначала позвонил в контору Уоррена, но отозвался автоответчик, и он продиктовал, что они обнаружили Артура Нельсона Хэрли, и попросил, чтобы Уоррен ему срочно перезвонил. Он хотел вместе с ним, умным и опытным офицером полиции, съездить в мотель, чтобы уменьшить риск, который всегда есть при встрече с возможным убийцей. У Уоррена был при себе пистолет, и он умел им пользоваться — пример тому пристреленный енот.
Шел уже третий час, и Мэтью нервничал. Он боялся потерять Хэрли. Было бы совсем хорошо, если бы тот попытался явиться в дом Пэрриша, и тогда бы они схватили его таким вотобразом за незаконное проникновение и возможную кражу имущества, что являлось правонарушением второй степени параграф 810.08. Тогда Блум мог бы задать ему много вопросов, включая и тот, где он находился в семь часов утра тридцатого января.
Но если Хэрли не вернется, если он заметил, что дом под наблюдением, то у них есть его адрес в Сент-Питерсберге, который дала автосправочная. Поэтому они могут и там его выследить. Правда, для убийцы он ведет себя несколько странно: почти сутки торчит у дома убитого и не спешит убраться — поскорее и подальше.
Мэтью не хотелось ехать в мотель одному, но пришлось.
Мотель назывался «Прибрежный замок Кале» и находился в двенадцати милях от побережья.
Несмотря на затяжной дождь, на дверях висела табличка «Свободных мест нет».
Любители зимних путешествий обычно не следили за прогнозами погоды во Флориде, а интересовались погодой Мичигана, Индианы, Иллинойса, Огайо или Торонто. Если там шел снег, они знали, что здесь сияет солнце, в мотеле найдется дюжина незанятых комнаток, в окнах окажутся кондиционеры, а перед входом — маленькие деревянные крылечки. Будет там и бассейн с прозрачной водой, в котором плавает одинокий, кем-то позабытый резиновый дракон…
Сегодня все было наоборот: шел дождь, а свободных мест не было.
Это место напомнило Мэтью о сороковых годах. Его родители мечтали купить себе во Флориде маленький мотель, да и зажить там как король с королевой. Но в те времена не разрешалось строить ни гостиниц, ни мотелей на побережьях Калузы — местные постановления о зонах были тогда строги. Мотели — их было десять или двадцать — растянулись вереницей вдоль шоссе номер 41, называемого Тамайами-Трейл. Немногочисленные гости этих мотелей не считали трудным проехать по нему до диких пляжей, которые были пустынны, и можно было поплавать голышом в одиночестве при полной луне. А сам городок был скорее рыбацкой деревушкой, маленькой и сонной. Все это изменилось на рубеже пятидесятых и шестидесятых годов, когда произошло открытие Калузы и всего западного побережья Флориды. Строители и подрядчики почуяли запах денежек и принялись убеждать политиков, что туризм — хорошая штука. Постановления о зонах изменились, а гостиницы и мотели стали вырастать на белых песках, как грибы. Прощайте страстные мамины-папины мечты о собственном мотеле на Тамайами-Трейл. Исключая разгар сезона, мотели на материке пустовали, а мечту на пустующих комнатах не построишь.