— Нет, мадам, я не собираюсь этого делать. — Блум и помахал перед ними ордером. — Это подписано должностным лицом окружного суда, и это дает мне право…
— В таком случае, как мне известно, вы не будете возражать, если я позвоню своему адвокату. — Софи потянулась к телефону.
— Вы можете позвонить хоть генеральному прокурору, если пожелаете, но это никак не помешает мне обыскать это помещение.
— Для чего?Что вам нужноздесь, мистер Блум?
— Две вещи, — сказал он и снова протянул ордер Элизе. — Если бы вы прочитали этот…
— Не прикасайся к этой бумажке! — закричала Софи. — Убирайтесь вон из моего дома, мистер Блум! И заберите с собой этого любителя грязных делишек!
— Все нормально, — вдруг сказала Элиза.
Голос ее звучал глухо, глаза смотрели рассеянно.
— Элиза… — сказала мать.
— Позвольте взглянуть на ордер.
— Элиза!
— Дайте мне его, пожалуйста.
Она протянула руку. И Блум отдал ей ордер. Она развернула его и молча принялась читать. Потом подняла глаза.
— Револьвер «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра, — произнесла она.
— Да, мисс. Таков калибр и модель револьвера, из которого был убит офицер полиции по имени Чарльз Маклин ночью в среду.
— И вы думаете, что револьвер находится в нашем доме?
— Да, он может оказаться здесь.
— И эти фотографии? Вы считаете, что они тоже могут быть здесь?
— Да, мисс.
— Фотографии младенца и ее матери, как сказано в ордере. — Ее голос дрогнул на слове «матери».
— Да, мисс.
— Мои фотографии и моего ребенка, как сказано в ордере.
— Маленькой девочки по имени Хэлен Эббот, — сказал Блум. — С бусинками на запястье, на которых написано ее имя.
Элиза взглянула на мать и сказала:
— Ты же видишь, они все знают.
В ее глазах были слезы.
Леона отодвинула книгу «Договора» Корбина на полке в кабинете Фрэнка. Там лежал кольт «кобра» двадцать второго калибра. Она взяла его в руку, повертела и положила на письменный стол Фрэнка. Поставила книгу обратно на полку. Потом сняла пару томов словаря «Законов о неграх» и, достав из-за них коробку с патронами, положила ее на письменный стол. Потом поставила тома обратно на полку. Она улыбнулась, села за стол в кресло-вертушку Фрэнка и принялась заряжать револьвер так, как показывал Бобби Ньюкс, маленький человечек в оружейной лавке, который знал все о смертоносном оружии.
Защелкнув цилиндр, она положила револьвер в сумочку. Настенные часы показывали без двадцати двенадцать.
Она глубоко вздохнула и направилась к автомобилю.
Обе женщины наперебой пытались объяснить все Мэтью и Блуму.
— После звонка Хэрли, — говорила Софи, — я поняла, что мы снова попали в беду. Визит Эббота в наш дом был опасен. Вообще-то, после того… после несчастного случая с ним я не думала, что снова увижу его.
— Но потом появилась Хэлен, — сказала Элиза.
— Да. Эта Хэлен.
Женщины посмотрели друг на друга.
— Я должна признать… это сходство. — Софи потом покачала головой и вздохнула.
— Да. — Элиза тоже вздохнула.
— Твои волосы, твои глаза…
— Только голубые.
Обе женщины вздохнули.
— Понимаете ли, джентльмены… — произнесла Софи снова вздохнула. — Отдать вот так… ммм… внучку было… было совсем непросто.
— Отдать дочь, — сказала Элиза.
— Но, видите ли, — продолжала Софи, — я понимала, что если мой муж узнает об этом… если бы нам не удалось скрыть это от Франца, то ведь… он бы убил их обоих. Сначала этого сопливого пса, Чарльза, а потом и Элизу. Я думаю, он убил бы свою собственную дочь. За то, что она обесчестила наш дом.
— Опозорила имя Брэчтмэннов.
— Имя, которое символизировало достоинство и — Дело.
Женщины замолчали. Над океаном все еще поднимался туман, он клубился в высоких окнах, толпой молчаливых призраков из прошлого; призраки глядели на двух несчастных женщин, которые мучительно пытались разобраться в содеянном ими почти двадцать лет назад, пытались оправдать себя, свое решение.
— Мы были вынуждены вычеркнуть их из нашей жизни, — сказала Софи. — И Эббота, и ребенка. Чтобы защитить Элизу… защитить наш дом…
— Дом? — спросил Мэтью.
— Да, и дом тоже, но, наверно, в первую очередь — пивоварни.
Мэтью кивнул. А Софиснова вздохнула.
— И все-таки, когда она вернулась, взрослая женщина, беременная… о, Боже милостивый, беременная, как и она тогда, столько лет назад… и так похожа… будто время повернуло вспять.
— Мама, пожалуйста…
— О, Боже милостивый, и называла меня бабушкой…
Софи закрыла лицо руками.
— Подумайте сами, — сказала Элиза, — если уж защитить этот дом было важно тогда…
— …то теперь это стало еще важнее, — подхватила Софи. — Как мы моглипризнать ее? И размотать весь клубок, который катился из прошлого?
Софи покачала головой.
— Я попросила ее уйти, сказала, что у нее нет здесь матери и бабушки. И чтобы она никогда больше не приходила сюда. А она сказала, что у нее есть доказательство. Хотя я знала, никакого доказательства не было.
Тикали часы, стоявшие на каминной полке. С портрета неприязненно смотрел Джекоб Брэчтмэнн.
— А потом позвонил этот Хэрли, — сказала Элиза.
— И объявил нам, что знает об этих фотографиях.
— Вот потому-то я и поехала к Джонатану…
Джонатан… Джонатан… Вернемся назад. Еще не наступил рассвет тридцатого января… Элиза еще не знает, как она уладит это противостояние. Шел дождь, и она была соответственно одета: черные брючки-слаксы и черная вязаная кофта, черный дождевик и черная шляпа и припущенными полями, делающая ее похожей на Грету Гарбо. Так как было довольно холодно, надела и перчатки, тоже черные. Припарковав автомобиль у Пеликанового рифа, пошла по побережью к его дому. По дороге она проигрывала предполагаемый разговор. Ей очень не хотелось идти к нему, тем более просить об одолжении. Он столько раз наносил ей обиды, которые не забыть. И столько раз она мечтала о нем и не могла отделаться от мучительной игры: что было бы, если бы… Если бы он не был гомосексуалистом. Но он им был. Если бы он не сказал ей, что у их отношений нет будущего. Но он так сказал. И неизбывная жалость к себе: ах, если бы я его не встретила, если бы не легла с ним в постель… тоже с этим терзающим «если».
Воспоминание пробуждало все: и шепот дождя, и бормочущее шуршание океана — все вызывало в памяти прошлое, складывалось из отдельных картинок в картину — в кинофильм. Время было не властно над этим кинофильмом. Оно превращалось в ничтожный пустяк — раз в ее власти было, щелкнув переключателем или перемотав пленку, снова жить в любом часе, в любом году. Но жить в любом часе было больно, и Элиза лихорадочно щелкала тумблером памяти, перебегая от эпизода к эпизоду. Итак, фильм под названием «Моя жизнь с Джонатаном». Такой дешевенький, короткий фильм в роскошных декорациях — дом-дворец на побережье Флориды. На титре снова: «ноябрь тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года».
Восхитительная, благоухающая ночь. Японские фонарики на террасе, какой-то ор, мелодии Битлзов. А Элизе всего шестнадцать, и она пришла на день рождения к своей подружке, Марсии Натансон, которой сегодня уже исполнилось семнадцать.
Мальчишка, который легкими шагами взбегает на террасу, — это самое восхитительное, что она видела в своей жизни! Длинные светлые волосы и сияющие голубые глаза. Фигура и движения танцора. Босые ноги. Он в голубых джинсах и белом свитере. На других пиджаки и галстуки, а Джонатан словно с другой планеты.
С эгоизмом юности, Элиза тут же подумала о нем как о некоем приложении к себе, такой совершенный партнер, такой идеальный дружок! Оба блондины, стройные, с ясными глазами, вместе они будут вдвойне прекрасны. Она пленит этого великолепного пришельца, приручит этого дикого и роскошного звездного мальчика, сделает его своей собственностью. Уверенная в своей внешности, подстрекаемая своей распускающейся сексуальностью, она не сомневалась в победе над этим двадцатилетним незнакомцем, тем более что оказалось, появился он вовсе не из другой галактики, а из Индианы.