Паскаль выдрал еще несколько кирпичей и в исступлении принялся метать их в противника. Одни кирпичи попадали, другие — нет, но Аполлон неумолимо продвигался вверх. Вот он на третьем этаже… на четвертом… на пятом… Жильцы дома, затаив дыхание, ожидали развязки. Аполлон их абсолютно не замечал.
У него больше не было лица, кровь ручьями стекала на землю, но все с той же жуткой безмолвной улыбкой он продолжал неумолимо преследовать врага.
— Подожди, Тони! — Голос Паскаля внезапно сорвался на визг. — Да, я подставил тебя! Подставил! Но я все отдам — все! Только не подходи ко мне…
Тони Аполлон перелез через карниз и выпрямился.
Паскаль попятился назад, хватаясь за воздух и истерически всхлипывая, пока в конце концов не перевалился через парапет.
Едва Паскаль скрылся из глаз, Тони Аполлон нырнул следом за ним.
Вэйн повернулся к Ланкершиму:
— Вам бы лучше послать людей на крышу. Думаю, наш друг Паскаль готов заговорить. Если, конечно, он еще не окончательно свихнулся.
Офицер отдал приказ, и двое полицейских побежали к пожарной лестнице. Один из них вернулся уже через минуту, а его напарник медленно спускался, волоча за собой обмякшее тело Паскаля.
Первый полицейский вытянулся перед Ланкершимом и озадаченно отрапортовал:
— Аполлона там не было.
— Он сбежал?
Его подчиненный конвульсивно сглотнул.
— Я… да, думаю, да. На крыше не было крови…
Ланкершим едва не задохнулся от удивления.
— Не было крови? Но она же текла по всей улице! Полюбуйся! — Он указал на асфальт и…
И замер, вытаращив глаза…
Крови нигде не было. Она исчезла.
Прошел месяц. Вэйн сидел в задней комнате магазинчика дяди Тоби и с аппетитом поглощал тушеного кролика. Старик курил видавшую виды трубку и задумчиво покачивал головой.
— С тех пор как распалась шайка Паскаля, дела у всех пошли в гору. Это правда, что он во всем сознался? И в том, что тебя подставил, и много в чем еще…
— Правда.
Вдруг дядя Тоби перегнулся через стол.
— Я тут подумал, Стив… Ведь никто так и не нашел Тони Аполлона после того, как он исчез с крыши.
— Думаю, он мертв, — тихо откликнулся Вэйн. — Непонятно, как он вообще смог так долго продержаться.
Бакалейщик усмехнулся.
— Я многое передумал… — Было видно, что он далеко не сразу решился это сказать. — Помнишь, как ты загипнотизировал Стоума, когда он начал бить стенды в лавке? И тот красный камень у тебя во лбу…
Вэйн резко вскинул глаза. На секунду лицо его напряглось, но тут же вновь расплылось в улыбке.
— Та-ак… Значит, вы видели камень?
— Мельком. А сейчас в центре лба у тебя шрамик…
— Я сделал операцию. Раньше я думал, что мне, как и прежнему владельцу, придется таскать его до самой смерти. Но тот… прежний хозяин камня… был… не совсем человеком. — Вэйн задумался. — Возможно, его соплеменники не знали хирургии. Или у них более чувствительная нервная система. Кто знает? Но я после удаления камня выжил.
— Понятно. Так что же с Тони Аполлоном?
— Он погиб в день нашего побега. А незадолго до смерти попросил меня, если с ним самим вдруг что-то случится, непременно расквитаться с Паскалем. Тони Аполлон был мошенником и бандитом, но вел честную игру, пусть и по-своему. И всегда держал слово.
— Но не Аполлон преследовал Паскаля на пожарной лестнице.
Вэйн мрачно усмехнулся.
— Паскаль видел его. И Ланкершим. И все остальные. Да и вы тоже.
— Да, видел, — согласно кивнул дядя Тоби. — А как насчет тебя? Ты его видел?
Вэйн помолчал, а потом покачал головой.
— Нет. Он существовал только в воображении — Паскаля, полицейских и всех вас. Я… скажем так… вас загипнотизировал.
Пальцы адвоката непроизвольно коснулись шрама.
Дядя Тоби закусил губу.
— А этот красный самоцвет? Он все еще у тебя? Что ты с ним сделал?
— Он в надежном месте. Кто знает, вдруг когда-нибудь мне снова придется им воспользоваться? Не знаю как… — Вэйн вновь взял со стола вилку. — Ваша крольчатина просто чудо. Можно добавки?
Обряд перехода*
Фрейтер Стивен Рэбб отчаянно делал вид, что не боится. Он сидел напротив меня, хмурый мужчина с черными бровями, и пытался не обращать внимания на разнообразные предметы культа, собранные у меня в кабинете. Впустую: тотем Орла в нише над моей головой упорно притягивал его взгляд. А всякий раз, взглянув на него, Рэбб содрогался. На что и было рассчитано. Я притворялся, будто роюсь в бумагах на столе.
Наконец посетитель набрался смелости: