Он достал бланк, подложил копирку и вставил в каретку.
— Сейчас составлю новый акт и завтра подпишу у всех членов комиссии!.. — приговаривал Игорь, с чувством лупя по клавишам.
Машинка возмущенно всхлипывала, чихала, шипела и, наконец, совсем остановилась.
— Саботаж?.. — Фатьянов мрачно усмехнулся, — Ничего, мы и от руки можем написать! — И он принялся лихорадочно строчить. — За нос водить вздумали! Домовых нам еще не хватало! Посоветоваться с ними забыли!.. Все, готово! Можете убедиться! — Игорь сунул гостю одну из копий: — И оставьте ее себе на память.
— Весьма признателен, — Архип Захарович аккуратно сложил вчетверо лист и спрятал в карман. — То, что надо! Благодарю от имени всей нашей колонии и от себя лично! Вы — настоящий человек. Ваш дом будет отныне под нашей охраной, перекроем все щели — ни одна беда не просочится, лихо отведем, напасти заговорим!
— Вы что там бормочете? — встревожился Фатьянов, мельком взглянув на текст: — «…подлежит полной реставрации и охране…»
Он был близок к обмороку, лицо посерело, тошнота волной подкатила к горлу.
— Но ведь это не я решаю, — наконец устало произнес Игорь. — Есть постановление исполкома: построить на месте вашего дома гостиницу. Более удобной площадки нет поблизости.
— Есть! — развеселился Архип Захарович. — И бумажки все уж выправлены, в папочке у вас лежат-полеживают…
Фатьянов, ничему уже не удивляясь, начал перебирать документы, ничуть не сомневаясь, что обнаружит необходимый.
«…Согласно решению горисполкома от… июня 19… года о ликвидации частных гаражей по улице Источной и заключению экспертной комиссии… площадка признана годной для строительства гостиницы „Интурист“.
— Гениально! — Игорь неожиданно расхохотался. — Как вам это удается, Архип Захарович? Откройте секрет!.. Мы год бились, ходили, доказывали, митинговали — все тщетно! А тут… доверьте тайну, никому не скажу, слово!
— А нету секретов, — гость обескураженно развел руками. Профессия такая. Да и учимся оной не пять лет, — домовой лихо подморгнул, — а за пятьсот-от годков и печной научится. Это вроде начальной грамотки вашей. Другое худо — учить некого становится. Деревенские — печные да банные — совсем отделились, и за родню нас не признают, а молодежь вконец обленилась — ей бы чего послаще да попроще. Вот „пряталки“, „пугалки“, „перевертыши“ — это они еще осилят. А как чего посерьезней, так и норовят схалтурить. А в последнее время повадились тайком на шабашки к ведьмам лесопарковским мотаться. В рабочее время!.. — Архип Захарович даже поперхнулся от возмущения. — День спят, ночь гуляют. Да еще пристрастились к муравьиной кислоте, бр-р!.. Налакаются, а после язвами да гастритами маются — беда!
— Да, смотрю, и у вас проблемы не легче, — посочувствовал Игорь.
— И-их, — тяжело вздохнул Архип Захарович. — А с другой стороны, чего от них требовать?.. Ребятня десятого да тридцатого года рождения и домов-то путевых не видела: панель да шлакоблок, шлакоблок да времянка, да вагончик с палаткой. Какие-такие традиции передашь в них? Веришь, Евгеньич, как посвящение проводить, с ног сбиваемся. Не во Дворце же спорта собирать народ — и скользко, сквозняки гуляют, вместо нормального пола — лед, а огонь где-то под потолком, мертвый, холодный — рук не согреешь, не то что спину… С появлением реставрации вашей маленько воспряли, — Архип Захарович посветлел лицом и едва заметно улыбнулся. — Никак за ум люди взялись! Хотя бы малое спасти от тлена, где бы душа могла притулиться.
— Послушайте, Архип Захарович! — загорелся Игорь. — Есть конкретное предложение — давайте заключим союз! Вы находите дома, где душе человеческой, как говорится, будет уютно, и оформляете таким вот макаром, — он кивнул на распухшую от документов папку, — необходимые бумаги. Наше дело — быстро привести жилище в порядок, ну а дальше владейте, охраняйте очаг, наполняйте теплом, помогайте людям окончательно не озвереть, — добавил Фатьянов шутливо, явно пытаясь скрыть смущение.
— С превеликим удовольствием! — пылко откликнулся домовой. — Нам это не в тягость, а в радость!
— Значит, договорились, — Игорь крепко пожал детски-сухонькую руку деда. — А все-таки признайтесь, Архип Захарович, заставили меня акт нужный подписать? Вынудили?
— Неужто, Евгеньич, ты до сих пор не уразумел?.. Совесть твоей рукой водила, что в душе живет. А я токо помог ей наружу выкарабкаться, щелочку махонькую проковырял. На это вся надежда, а ты — заставить…
— Архип Захарович, переселяйтесь ко мне, а? Один ведь как перст.
Голубенькие глазки домового подозрительно заблестели.
— Не могу, — отказался он. — Обчество бросить не могу, сотоварищей. Да и дома у тебя нет, куда зовешь? Хрущоба твоя — не дом, а так, крыша общая.
— Ну что ж, — излишне бодро начал Фатьянов, — на нет — и суда нет. Будем сейчас туннель прокладывать к душе одного матерого… Работа долгая, приготовься, Захарыч: там жиром все заплыло.
Игорь несколько раз настойчиво крутил диск, набирая нужный номер, пока на другом конце провода не сняли трубку.
— Фатьянов, ты? — зарокотал Толстопятов так, что все сказанное отчетливо было слышно в комнате. — Что хочешь сообщить?
— Антон Кириллович, я должен извиниться. Затмение нашло перепутал бумаги. Гостиница — на Неточной, вместо гаражей, а дом на Береговой, действительно, семнадцатый век. Поразительно, но факт. Что будем делать? Включать в план?
— Как что делать? Реставрировать! — Трубка гаркнула так, что Фатьянов невольно отпрянул. — У меня тут делегация целая! Строители пришли с прорабом, требует разрешения отремонтировать дом бесплатно! Что молчишь?.. Ступор напал?.. Ха-ха-ха! — грохотал Толстопятое. Новое мышление — в действии! Привыкай, начальник!.. — И уже серьезным тоном зампредисполкома приказал: — Так что давай, подключайся. В реставрации они — ни уха, ни рыла. Руководи, Фатьянов, а я прессу подключу. Такой почин нужно осветить, раструбить по всей стране поднять общественность на ноги! — В трубке запикали короткие гудки.
— Слышали? — Игорь повернулся к Архипу Захаровичу, но… того уже не было: домовой исчез.
Фатьянов подошел к окну, вытащил сигарету, бросил в урну смятую пачку.
За окном все замерло в ожидании дождя. Сизые тучи, казалось, задевают своими лохмами антенны на крышах новеньких девятиэтажек. Ни машин, ни прохожих, ни птиц — все попряталось, затаилось. Игорь размял сигарету и щелкнул зажигалкой. В ту же секунду ослепительно блеснуло, и в этом фантастическом свете ему вдруг почудилось…
Исчез типовой микрорайон, и на его месте, вознося к яркому синему своду иглы шпилей с легкими крыльями крестов на вершинах, встал красавец собор, словно облеченный в камень гигантский водяной вал с застывшими на гребне его пенными шапками сияющих куполов. А от собора вниз, к реке, по крутому склону холма, сбегали тремя ручейками однои двухэтажные дома, окутанные легкими облачками затейливой резьбы…
А через мгновение ахнуло так, что зазвенели стекла.
Игорь глубоко затянулся и вполголоса произнес:
— Срублю пятистенок, дед, и заберу вас к себе!..
август 1987 — январь 1989 гг.