Ян Владиславович присел, чтоб не упасть, таково было его замешательство. У Веселухи был сын от самого первого брака, и пока он был маленький, Веселуха довольно часто с ней общался, но потом первая жена выскочила за немца и уехала в Германию. И вот теперь!.. Может, простить ее? Нет, какая все-таки сволочь!
- Вот что, - решительно сказал он. - Я вас распределю. Ты, голубушка, будешь жить в средневековье.
- В России? - зарыдала мадам Веселуха. - Не хочу! Я не люблю сельское хозяйство!
- Хорошо, в Англии, - смилостивился Ян Владиславович. - Семнадцатый век... скажем, 1650 год. А тебя, Лукин, я зашлю в блокаду. Если будешь совсем помирать, помогу. Даю вам три дня на изучение всяких вопросов - на тему, какие дома снесло в Ленинграде бомбой и кем может устроиться вдова с ребенком в славном городе Лондоне. Все! А теперь - вон отсюда!
Дождь осенний, темный сыпался мелкими каплями; Паша Ненашев и Наталья Борисовна осторожно вышли из комнаты, прикрыв дверь, но ее тут же снова распахнул сквозняк. Красное небо в огнях, на улице дождик льет, там где-то маячит кабак под орлом.
- А ты-то сам - что думаешь по этому поводу?
Рябинин ждал ответа, но Веселуха отвечать не торопился: открыл рот, хотел что-то сказать, - Рябинин даже успел понять, что именно, по выражению его лица, - но так и промолчал.
- Ян, ты что, онемел от потрясения? - заподозрил Рябинин.
Может быть, так оно и было; может быть, Веселуха обиделся на человеческую речь смертельной обидой и решил ею не пользоваться; а может, просто избрал другой, более совершенный способ общения. Во всяком случае, все, что он хотел сказать, было понятно в той же мере, как и раньше, когда он изъяснялся словами.
Небо все в желудях, фонарь, как елочный шар.
Глава 7: Для спроса
Полное света,
Желтое поле раздето
Над распахнутым селом
Лес сухих солом
Зреют пауки на паутине
Солнце греет реки и мосты
В солнечной долине,
Красная картошина
Пылью запорошена
А небеса чисты, густы
А осень вступала в свои права, правда, безветренная и ясная, но холодная. Рябины было много - к суровой зиме, и что-то над домами вечером просвечивало такое розовое и сиреневое.
В такие-то дни и повалили в "Амарант" новые клиенты - физические лица.
Веселуха, конечно, уже и сам догадывался, что придуманный им прибор не просто рентгеновский флуоресцентный спектрометр. Об этом он пытался поведать ученым на той самой памятной конференции в Норвегии. Дело шло к чему-то необычайному. Если бы этот прибор сделал не Веселуха, может быть, все бы и обошлось. Но автором прибора был Ян Владиславович. Поэтому словно какой-то ветер поддувал с темных полян, и ситуацию заносило в сторону далеко не безобидную.
- Говорят, Ваш прибор на здоровье хорошо влияет, - говорили физические лица, обмахиваясь платочком.
- А мужа он вернуть может?
- А орехи можно им колоть?
Госпожа Денежкина любила клиентов, и не могла пойти на обман:
- Мы не знаем, - отвечала она, - как прибор влияет на здоровье. Мужа он вам сам по себе не вернет, если только вы не используете его для шантажа или еще как-нибудь. Орехи колоть нашим прибором можно, но тяжело, дорого и непродуктивно...
Физические лица послушно кивали, но Денежкиной не верили. Они прокрадывались в отдел маркетинга, где, не поднимая на них глаз, в темных очках, сидел за компьютером Паша Ненашев.
- Вы знаете, - умоляюще лепетали физические лица, - Павел Петрович! У нас такие проблемы...
Паша Ненашев бесстрастно теребил бородку:
- Наш прибор решит все ваши проблемы, - говорил он клиентам. - Особенно вот эта, усовершенствованная модификация.
- Да кто вам сказал, что наш прибор мясо жарит? - допытывался Рябинин.
- А вот, - показывали клиенты пальцем через рынок, - на заводе "Нефтеорганика" в Сибурске работает тетя Маша, она на нем работала и случайно заметила...
Совестливый Рябинин вздыхал и кряхтел. Он ходил вокруг прибора в багровых осенних сумерках (пахло грибами и поздней, холодной водой) и в машине, перебирая волосатыми руками по рулю "девятки", всюду он раскладывал так и сяк, и думал: в каких же терминах описать многостороннее воздействие прибора. Рябинин мучался. Он ничего не мог понять.
- Слушай, Ян, - сказал он как-то, - надо бы опровергнуть все эти слухи. А то мы получаемся какие-то мошенники.
Веселуха наморщил нос: "Всех мошенников мы уже выгнали!"
Скорее всего, Веселуха вовсе не онемел, а просто избрал другие, более совершенные способы выражения своих мыслей. Во всяком случае, окружающие его понимали. Отвечая, Веселуха ограничивался взмахами рук, выражением лица; когда хотел сам что-нибудь сказать, брал гитару - играл он превосходно. В дружеских беседах иногда изъяснялся Веселуха с помощью напитков. Можжевеловка означала долгий отъезд или нестандартное решение; водка что-то энергичное, действенное, экономию времени (хлопнем по рюмахе); пиво расслабон и простоту, и так далее. Но этот язык напитков был для близких, а для далеких Веселуха обычно играл на гитаре. Инструмент позволял ему произносить длинные речи и делать краткие замечания. Ян Владиславович импровизировал, иногда вставляя цитаты из классиков.
- Какие мошенники, - вмешался Паша. - Граждане довольны. Какой-то один приходил недавно, благодарил: говорит, ему наш прибор квартиру отремонтировал. У другого жена родить не могла - родила. У третьего нос был большой, нормальную форму принял...
- Может, это иллюзия? - предположил Рябинин. - Может, у них глюки?
- Значит, у нас тоже глюки, - сказал Паша. - Групповая галлюцинация, как и было сказано.
- Значит, не глюки, - сделал вывод Рябинин. - Но постой, Паша: ведь наш прибор не дешевая игрушка. И фирмы-то не все могут себе его позволить, что же говорить о гражданах?
Паша Ненашев пожал плечами:
- А они в потребительские кооперативы объединяются. Скидываются.
Рябинин горестно всплеснул руками: да, так оно и было. Многие клиенты приехали из небогатых мест, в лаптях и с узелком, деньги на прибор собрали всей деревней, отказывая себе в самом насущном, или продались ради него в рабство.
Веселуху очень заинтересовало все это; ведь началось все с иностранцев, которые, конечно, никак не могли договориться, - стало быть, по крайней мере, эта "галлюцинация" могла возникнуть одновременно у десятка людей различных национальностей, живущих вдали друг от друга.
- А с чего все начиналось? - выспрашивала Наталья Борисовна ювелирную женщину, которая приехала за вторым прибором. - Расскажите поподробнее. Не упускайте, пожалуйста, деталей.
Веселуха сидел рядом и заинтересованно слушал.
- Ну, значит, так, - обстоятельно начала ювелирная дама, отгрызая кусок от сушки. - Я в тот день купила пять яиц. Голову помыть. Мне их еще продавать не хотели, - меньше десятка. Шла домой, два яйца по дороге съела, не удержалась.
- Сырыми?
- Они шоколадные оказались. Прихожу, думаю, ой, интересно, а что у них внутри? Смотрю - а там перстни, такие, вроде серые, не то алюминий, не то пластмасса, но непонятно, из чего, как? Ну, мне стало интересно, из чего они? Игрушки-то детские. Вдруг чего Илюха от них отгрызет? Решила на вашем приборе, раз такая пьянка, их проанализировать.
Дама отхлебнула чаю из блюдца: Веселуха умилился.
- Ну, и вот, - продолжала ювелирная дама, - прихожу на следующее утро на работу, а тут меня к начальнику за зарплатой зовут. Дали мне зарплату, аж обидно, до чего она маленькая. Ну, понимаете, настроение у меня такое было...
- Да, я понимаю, - посочувствовала Наталья Борисовна, глянув на Веселуху искоса.
- Вот, - пошла дальше дама, - прихожу с зарплатой, и сама уже собралась уходить, а тут перстни из яиц. Ну, думаю, сейчас быстренько анализ сделаю... Ложу их в кюветочку... а сама думаю, если бы они золотые оказались, во был бы финт. Вынимаю...