- Ты даже не стоишь того, чтобы раздавить тебя каблуком, таракан.
Чед усмехнулся.
- О-о-о, теперь ты меня просто заводишь.
Алисия посмотрела на Дрим и изобразила универсальный знак, означающий, что ее тошнит, - ткнула пальцем в широко открытый рот. Дрим изобразила легкую улыбку, но не смогла сдержать дрожь, из-за которой выражение ее лица исказилось в гримасе. Она была не готова к такому психологическому удару, который нанесли полные ненависти слова Чеда. Она снова услышала их в своем сознании, поразилась силе чувств, стоящих за ними, и удивилась, как это милый Чед Роббинс мог так долго скрывать свою обиду. В связи с чем возникал вопрос: как давно он испытывает к ней подобные чувства?
С самого начала, - произнес тихий, вкрадчивый голос, доносившийся откуда-то из глубины ее души. - Он ненавидел тебя с самого начала.
Дрим считала, что это голос паранойи, но на самом деле чувствовала некоторую неуверенность. Ее первые воспоминания о Чeде были связаны с милым ребенком, который каким-то образом умудрялся быть одновременно неуклюжим и безмятежно довольным собой. Он был всего лишь еще одним ботаником, бродившим по коридорам средней школы Смирны, одним из многих, и он, вероятно, никогда бы не вошел в ее круг общения, если бы, по счастливой случайности, она не оказалась в непосредственной близости от неминуемого избиения, которое ему грозило от рук нескольких крупных футболистов.
Какой же дурочкой она была в те дни! Несмотря на бешеную популярность и сногсшибательную белокурую красоту, которая могла бы привести ее на обложки модных журналов, если бы она выросла в крупном столичном центре, Дрим каким-то образом оказалась редкостью из редкостей среди популярных, симпатичных детей - доброй душой. Психотерапевт как-то объяснил ее бескорыстие и альтруизм абсурдным прозвищем, которым родители наградили ее при рождении, что имело такой же смысл, как и все остальное. Девушка по имени Дрим определенно не хотела быть чьим-либо кошмаром. Конечно, это не объясняло, почему Чед стал так важен для нее почти с самого начала. Он был не первым неуклюжим ребенком, которого она спасла от побоев, и не последним, но он был единственным, кого она по-настоящему взяла под свое крыло.
Тогда в нем была какая-то нежность, а она обожала милых, застенчивых мальчиков, но было в нем что-то еще, что очаровывало ее, что-то менее осязаемое, чем приятный нрав. Она думала, что это как-то связано с тем, как он смотрел ей прямо в глаза, когда говорил или слушал ее. Он никогда не нервничал в ее присутствии и не пытался произвести на нее впечатление, совершая невероятные глупости, как это делали многие другие мальчики. Может быть, дело было просто в том, что он был первым мужчиной, который относился к ней как к живому человеку, а не как к объекту. Немаловажное значение имело и то, что он не высмеивал ее необычное имя. Черт возьми, просто в нем чувствовалась врожденная порядочность, и она откликнулась на это.
...может быть, я устал быть ее объектом благотворительности...
В конце концов, она решила, что причиной его очевидного отсутствия физического интереса к ней был простой вопрос ориентации. Она не была снобом в отношении своей внешности, но была достаточно умна - и обладала достаточным самосознанием - чтобы понимать, что она чрезвычайно привлекательна практически по любым стандартам. Почти каждый мужчина, с которым она сталкивалась, так или иначе давал ей понять это, либо открыто пялясь на нее, либо - в случае мужчин постарше - исподтишка поглядывая на определенные части ее тела. Поскольку Чед не делал ничего подобного - и поскольку он никогда не был в компании девушки, кроме нее самой или ее друзей, - он должен был быть гомосексуалистом. Именно этот необдуманный вывод привел к одному из самых неловких моментов в их дружбе, в те выходные после окончания средней школы, когда она назначила ему свидание вслепую с другим парнем.
Была только одна проблема.
Чед был натуралом.
Он не встречался с девушками до первого курса колледжа, а когда все-таки начал встречаться, девушки, с которыми он встречался, были застенчивыми и начитанными. Дрим испытывала странное чувство отторжения. Она была одержима отсутствием у него интереса к ней. О, он никогда не привлекал ее по-настоящему, ни физически, но она была озадачена мыслью о гетеросексуальном парне, который ее не хочет. От таких мыслей она чувствовала себя ничтожеством, но ничего не могла с собой поделать. Жизнь в качестве сексуального объекта накладывает на девушку определенные ожидания. Прошло десять лет, а она все еще не понимала этого. У нее бывали моменты глубокой депрессии, когда она могла думать только об этом. Она запиралась в своей квартире, пила вино и плакала из-за единственного парня, который никогда не пытался ее трахнуть. Который, как она призналась себе, когда бутылка вина была почти пуста, был единственным парнем, которого она действительно хотела.