— Вон Франко, — сказала Алисия салютуя бокалом вина компании стоящей чуть неподалеку от лестницы ведущей на второй этаж.
Он был одет с головы до ног в первозданно-белое; его камзол был вышит блестящей серебряной нитью. На лице такая же серебряно-белая маска вольто. Франко был умен и красив, храбр, добр, честен и предан своим друзьям. Такого человека хочется иметь в качестве сына или брата.
На приветствие он повернулся вместе со всеми и узнав, отсалютовал нам в ответ. Компания оказалась почти вся знакомая: сам Франко, рыжая Флоренс и Валессия, со своим старшим братом. А так же сверкающий глазами из под своей маски вечной подозрительностью смешанной со злобой Кассиан. Валессия чуть присвистнула, оглядев меня с ног до головы, когда мы подошли. Но запнулась, потому что увидела лицо Алисии. Ведь ее никто не видел, кроме Франко. Который теперь смотрел на меня задумчивым взглядом. А Алисия довольная произведенным эфектом лишь улыбалась.
— Да вы только посмотрите на него, прошло чуть больше года, а от того замызганного, постоянно извиняющегося крестьянина, что я встретила на том корабле и не осталось и следа, и не узнаешь теперь. Кто б сказал, я бы и не поверила, если бы сама не знала.
— И вам добрый вечер донна Валессия, — поклонился я. — Выглядите просто превосходно. Да, тут я с вами соглашусь, если бы кто сказал, что та грязная, дымящая словно матрос дешевыми сигарилами и блюющая на все вокруг включая себя, эта девушка в прекрасном платье, я бы тоже не поверил.
Сама Валессия нахмурилась, когда ее брат напрягся. Зато Фло прыснула от смеха в свой раскрытый веер. Заулыбался Франко, как и заулыбалась Алисия. Валессия погрозила мне кулачком обернутым в прозрачные, кружевные печатки, которые идеально дополняли ее бежевое платье с корсетом из китового уса.
— Не обижайся Фернан. — Сказал Франко обращаясь к брату Валессии. — Дарий может и не привычен к придворному этикету. Зато у него есть пара очень редких качеств, он надёжный и на него можно положиться. — Затем он повернулся к нам, — А тебе Дарий, лучше держать язык за зубами и думать, что и кому говорить, даже в среде своих. Тут даже у стен есть уши. Это мы раньше могли себе позволить говорить свободно, сейчас — нет.
— Прошу прощения, — снова поклонился я. — Я ни в коей мере не хотел вас обижать донна Валессия де Сальви.
— Де Сальви? — Спросил ее брат.
— Я взяла фамилию матери, — пояснила та. — На всякий случай. А теперь этот гад специально так ко мне обращается. Кстати Дарий, — она перевела подозрительный взгляд на Марику, — что нам рассказал Франко, это правда⁈
— Увы. — кивнул я, — ваши земли первые будут под ударом.
— Что рассказал? Каким еще ударом? — Спросила удивленно Фло.
— Потом Флоренс, если Валессия захочет, она тебе расскажет. Дарий, мы вас заждались уже. Думали, вы не придете, Элизабет уже два раза про тебя узнавала, пойдем провожу.
— Дарий нам надо поговорить. — Напомнила нам в спину Валессия. — Не вздумай пропадать!
— И мне Дарий! — С вызовом, бросил Кассиан, — ты обязан мне кое что обьяснить!
Я лишь кивнул обернувшись на лестнице.
— Сними маску, — сказал Франко, стягивая в свою очередь собственную. И когда мы поднялись на второй этаж и подошли к охране, он указал на резную колонную. — Подожди меня тут, я быстро.
Он затерялся в толпе пестрых одежд, а я лишь стоял и рассматривал окружение. Гвардейцев, что пялились на меня с враждебным презрением. Всю остальную выпивающую и гогочущую публику. Франко вернулся быстро и почему-то нахмуренный, да не один, а в компании незнакомой девушки. Она что-то прошептала гвардейцам и кивнула на меня. И они расступились, освобождая дорогу.
Элизабет нашлась чуть дальше, в королевском ложе, в окружении своей семьи и в компании разрумяненных девиц. Когда мы подошли, она кинула на меня странный взгляд и дежурно улыбнулась, но я сначала не понял, означал ли ее взгляд «Я рада тебя видеть» или, может быть, «Веди себя прилично».
Но причина нахмуренного лба Франко и странного взгляда Лизи быстро стала понятна. Это причина развалилась на диване тут же, она пила вино и смеялась. Там сидел Алберто Моретти, младший из сыновей Дайона Моретти. Обнаглевший от безнаказанности подонок, убежденный, что родился править, чтоб его бешенные собаки сожрали и высрали. Тот самый урод, из-за которого по мою душу с завидным постоянством приезжали мои коллеги. Из-за которого убили старую Велию. Он сидел в своем белом, вышитом золотыми нитками камзоле. За эти шесть лет он почти не изменился, лишь немного возмужал и раздался в плечах. И все такой же самоуверенный и наглый, надменный.