– Спасибо, – прошептал он и осторожно сорвал вишенку, отправил ее в рот, а потом выплюнул косточку в дальний конец двора. Ветка мягко похлопала его по плечу.
– Что? Ты хотела забрать ее? – спросил он, и дерево коснулось листьями его щеки и затем отступило. Это означало «да». И Дэлайла поняла, как Гэвин научился ходить, говорить и всему остальному: его научил Дом. Если он мог быть нежным, кормить его вишней и возмутиться за брошенную косточку, но при этом погладить по щеке, то мог и вырастить его.
Гэвина любили.
Со своего места Дэлайла зачарованно наблюдала за их общением.
– Даже не знаю, что спросить, – произнесла она. – Думаю, это потрясающе.
Теплый ветерок пронесся по двору и принес с собой запах весны и тепло летнего дня посреди зимы.
***
Они не скоро ушли оттуда. Дэлайла была поглощена всем вокруг, но все еще побаивалась, как много Дом может услышать или увидеть. Он мог заметить и ее не самые невинные намерения по отношению к Гэвину. Она много раз представляла, как они будут целоваться, проводя время у него дома.
Он ничего не сказал, когда они встали, лишь погладил ствол дерева, а потом отвел Дэлайлу к задним воротам на улицу. Вернувшись на обычную дорогу, она понимала, что теперь вряд ли сможет воспринимать мир по-прежнему. Сколько еще было таких домов? Сколько еще было таких самостоятельных деревьев, как во дворе Гэвина?
Пока она думала об этом, у него в кармане что-то зажужжало. Она удивленно взглянула на Гэвина, а тот, замявшись, все же сунул руку в карман.
– У тебя есть телефон?
– Ну да. Конечно, – он так на нее посмотрел, словно у нее появился глаз на лбу.
– Ты его купил?
Гэвин вскинул палец, прося ее подождать, пока он ответит. Он не сказал «Алло» или «Привет», или «Это Гэвин». Он просто ответил:
– Я вернусь в девять, – и отключился.
– У тебя есть комендантский час?
– Конечно, – смеясь, сказал он.
– Но если Дом знает, где ты, зачем говорить ему, когда вернешься?
– Он не всегда видит меня, только если я возьму с собой что-нибудь… из его вещей, – он хохотнул, сказав это, и тут же выдал извиняющуюся улыбку. – Или он может следить за мной по траве и проводам, но… – он сделал паузу, – не думаю, что он так делал. Странно все это кому-то объяснять. Но иногда я знаю, что Дом беспокоится, когда оставляет мне маленькую вещицу на пороге. Как во время важных экзаменов. Или когда у меня было собеседование, и я очень переживал, – он улыбнулся ей. – Но обычно я… беру что-нибудь сам.
Дэлайла кивнула, думая о сказанном и о том, сколько свободы у него было на самом деле.
Казалось, что до девяти еще вечность. Дэлайла взглянула на часы. У нее действительно есть еще больше пяти часов с ним? В воображении тут же вихрем закружились картинки, словно быстро пролистанные фотографии. Сцепленные руки, прижатые к ладони губы, поднимающийся по ее запястью рот и целующий ее подбородок, губы, веки. Его язык скользит по ее, и тихий вскрик, который он ловит своим ртом.
Но у нее не было пяти часов. В лучшем случае два, ведь ее комендантский час совпадал с закатом, а небо уже успело помрачнеть, превратившись в тусклую зимнюю серость. Гэвин сунул телефон в карман и взглянул на нее. Его глаза были такими темными и сияющими, как ее с детства любимые черные стеклянные шарики. Она выдумала, что нашла их во время сафари в Африке, где якобы искала магические коренья и фрукты.
– Я работаю, потому что хочу немного независимости, но деньги всегда есть в банке.
Дэлайла пришла в себя.
– Что?
Он улыбнулся, словно поймал ее, грезящей наяву о его глазах и приключениях, которые они видели.
– В Сарае. Там есть банка с деньгами, и она всегда полная. Я не знаю как, но деньги там не кончаются.
Она не ответила, и он с терпеливой улыбкой напомнил:
– Я говорю о том, откуда у меня телефон.
– Банка живая?
– Скорее всего. Она вздрагивает, поднимает крышку, а потом опускает. Но я с ней почти не общаюсь, только когда нужны деньги.
– Совсем как обычный подросток, – сказала она и улыбнулась.
Его улыбка замерла, а потом стала шире, озаряя все лицо. Дэлайла поймала себя на том, что вот-вот потеряет голову или растает прямо тут, если он и дальше будет так улыбаться.
– Меня еще не называли «обычным».
– Тебя и нельзя таким назвать, кроме отношения к банке с деньгами.
– А тебя? – спросил он.
– О, еще как. Может, не буквально этим словом, скорее другими – милая, тихая и воспитанная.
– А ты не такая.
– Невоспитанная? – она заметила еще одну его улыбку. Дэлайле понравилась мысль, что он считает, в ней есть что-то дикое, словно закованное в стальной коробочке. И едва он ее поцелует, возможно, часть этой дикости вырвется и вцепится в него.