Такое же темное очарование тянуло ее и к Гэвину Тимоти.
Когда ее одержимость только зародилась, с ней рядом был Давал. Им было по девять, и они пришли в кино на «Уоллес и Громит: Проклятие Кролика-Оборотня». Дэлайла настояла, чтобы потом они пробрались на «Труп Невесты» и заставила остаться на двух следующих друг за другом сеансах. Ее жизнь в радиусе пары квадратных километров вокруг Мортона ощущалась незначительной и простоватой, угнетающе обыденной. И мысль, что может существовать другой мир – не блеклый, скучный или безопасный – была словно песнь сирены.
На следующий день в школе Дэлайла впервые как следует заметила Гэвина. Он был высоким и сутулым, а волосы темные и такие лохматые, что закрывали почти все лицо, – по крайней мере, пока мисс Клермонт не заправила их ему за ухо. Его глаза уже тогда были обрамлены черными ресницами, густыми снизу и длинными сверху. На щеках у него не было румянца, но губы были кроваво-красными; руки настолько длинные и тощие, что казалось, будто сделаны из веревок.
Гэвин всегда был ее одноклассником, но до того дня она толком не обращала на него внимания. Не видела, насколько он другой – как будто вышел из того вчерашнего фильма и освоил способность раствориться в толпе.
Она достигла максимума в своей странной и навязчивой увлеченности – после того как наблюдала за ним два года и после того как осмелилась пригласить его на танец в школе. Но во время перемены, вместо того чтобы, как всегда, найти его читающим под деревом, она увидела, как двое хулиганов на спортивной площадке пихали его из стороны в сторону. Тогда Дэлайла пнула Итана Пинорелли в голень, заехала Джеймсу Тауну в челюсть, получила ответный удар в лицо и тут же была исключена из школы.
Родители в ужасе отправили ее к эксцентричной бабушке, чтобы Дэлайла жила и посещала там частную школу. Но строгая католическая школа была не настолько строгой, как на то надеялись ее родители, и именно Св. Бенедикт стал ключом, который разблокировал ее воображение.
Расстояние должно было с годами приглушить ее увлечение, но Дэлайла поняла, что не сможет остановиться и перестать наблюдать за Гэвином.
– На что ты уставилась? – спросил Давал, толкнув ее в плечо и этим вырвав ее из своих мыслей.
Она проглотила кусочек яблока и показала подбородком в сторону сидящего под деревом и в одиночку читающего книгу Гэвина.
Давал фыркнул.
– Ты слишком долго была заперта в школе с одними девочками, если считаешь, что он лучшее, на что можно смотреть.
Покачав головой, Дэлайла настоятельно проговорила:
– Нет, посмотри на него.
– Я и смотрю.
– Он стал таким большим… и высоким, – Гэвин всегда был таким: настолько высоким и большим, что всегда поражало, как он мог двигаться. Теперь его длиннющие ноги соответствовали большим стопам, а руки идеально подходили невероятно широкому торсу. Гэвин вырос, и, похоже, теперь у него был миллион секретов: он был чем-то вроде криптонита Дэлайлы.
Давал рядом промычал, равнодушно соглашаясь.
– И он больше не тощий, – добавила она. – На самом деле, он мускулистый.
Даже Дэлайла уловила, как она произнесла это слово – «мускулистый» – как нечто немного грязное.
– Как скажешь.
– И… – Дэлайла затихла. Что она могла сказать? Я была одержима и увлечена его очарованием, когда мне было девять, а сейчас поражена, узнав, что он намного лучше, чем я ожидала?
– Это ты подсунула записку в его шкафчик? – спросил Давал. – Перед тем как тебя отправили в школу Св. Бенедикта.
Смеясь, Дэлайла кивнула. Судя по всему, ее увлечение Гэвином Тимоти не было секретом.
– Напомни, что там было написано? – уточнил Давал.
– Там было: «Я не хочу, чтобы ты прятался. Ты мне нравишься».
Давал расхохотался.
– Это никуда не годится, Ди. Кроме того, это по-прежнему правда.
Она прикусила свой ноготь, не в силах отвести взгляд от тени парня под деревом.
– Интересно, он хоть получил ее?
– Ага, – откусив сэндвич, ответил Давал. – Затем кто-то – не помню, кто – забрал ее у него и сделал из этого большое шоу.