– Что ты имеешь ввиду под «сделал из этого большое шоу»?
Давал пренебрежительно махнул рукой.
– Прочитал твою записку перед всеми на спортивной площадке, похабно причмокивая.
– А что сделал Гэвин?
– Он вроде бы посмеялся со всеми с минуту, а затем попросил твою записку обратно.
Дэлайла слегка улыбнулась. По крайней мере, Гэвину была нужна ее записка. Как жаль, что, возможно, это самое романтичное, что с ней случилось, – и она услышала об этом спустя шесть лет.
У нее была тысяча вопросов о жизни в Мортоне, так как она уехала в школу-интернат. В один день она была шестиклассницей средней школы в Мортоне, а на следующий летела в Массачусетсе.
Приезжая на неделю или на две, она понимала, что этого не достаточно, чтобы вернуться к ритму жизни маленького города. Стоило ей только втянуться, как приходило время уезжать. Были бы здесь ли у нее друзья, кроме Давала? Кто впервые поцеловал бы ее? Кто пригласил на свидание?
Но сейчас большинство ее вопросов были о Гэвине. Была ли у него девушка? Продолжает ли он играть на фортепиано? И, конечно же, видел ли Давал хоть одного из родителей Гэвина или любого другого взрослого рядом с ним? Это было самой большой загадкой для Дэлайлы в детстве: Гэвин был единственным ребенком, кто без сопровождения присутствовал на Back to School Night [мероприятие наподобие расширенного родительского собрания, знакомство родителей с учителем и его методиками, с традициями школы и т.д. – прим. перев.], а после школьных спектаклей и учебы его никто никогда не ждал.
Ее увлечение всегда было смесью подросткового либидо и неуклюжего покровительства.
– Ты рада, что вернулась? – спросил Давал, не обращая внимания на ее задумчивость.
Дэлайла пожала плечами. Как бы ни было приятно снова видеть Давала, или строить глазки Гэвину, она с легкостью ответила бы «нет». Ее бесцеремонно перевели в школу Св. Бенедикта, но та быстро стала ее домом, в отличие от здешнего квадратного, покрытого потрескавшейся штукатуркой, с двумя спальнями.
Дэлайла скучала по своей старой школе, друзьям, своей старенькой бабушке, в чьем доме она провела последние несколько лет, когда ее родители начали предполагать, что Дэлайла лучше останется в Массачусетсе, нежели приедет на неделю на весенние каникулы или на День Благодарения, или даже на целое лето. Но Нонну, страдающую слабоумием, перевели в дом престарелых, и без нее родители Дэлайлы не могли позволить ей продолжать учиться в школе так далеко от дома.
– Ладно, можешь не отвечать, – сказал Давал, после того как ее молчание затянулось. – Я рад, что ты вернулась, Ди. Нам нужны такие чудачки, как ты.
– Я тоже рада тебя видеть, – сказала она, прижимаясь к давнему другу. – И я счастлива видеть повзрослевшего Гэвина.
– Еще бы. Ты маленькая ведьма.
Дэлайла одарила Давала озорной улыбкой. Но затем раздался звонок, напугавший ее и оповещающий о конце обеденного перерыва. Когда Дэлайла еще раз бросила взгляд на дерево, Гэвина там уже не было. Она собрала остатки обеда и пошла обратно вслед за Давалом.
За весь день ей удалось лишь пару раз мельком увидеть Гэвина, и любопытство Дэлайлы взяло верх. Чем он занимается после школы? Встречается с друзьями? Работает? Вопросы множились и сводили с ума, и все это напомнило ей, каково это – лежать в кровати в школе Св. Бенедикта в безуспешной попытке сопротивляться желанию улизнуть в Корпус Изящных Искусств.
После того как он направился домой, она шла за ним на безопасном расстоянии, делая вид, что смотрит на сады или в свой телефон, или куда-нибудь еще, лишь бы не выглядеть подозрительно, и уж определенно не как сталкер, идущей за парнем семнадцать кварталов до его дома.
Ведь это же не странно, да? Сколько раз ее подружки убегали в мужское общежитие школы Св. Иосифа, или Нонна рассказывала, как она, будучи ребенком, проходила мимо дома дедушки, лишь бы одним глазком заглянуть в его гостиную. Когда она говорила об этом, это звучало безобидно, но так ли это сейчас?
Ей на самом деле не стоило преследовать Гэвина. По ее подозрениям, он все еще жил в том же доме, который все называют Лоскутный Дом, за то, что все части дома отличаются по цвету и стилю.
Он был огромным и стоял между рядами одинаковых домов, но был огорожен высокой изгородью, покрытым вечноцветущей фиолетовой ипомеей и скрывающим само здание от посторонних глаз. Из того немногого, что ей удалось разглядеть, стоя на тротуаре, пока собирала сладости на Хэллоуин (это был единственный раз, когда ей удалось близко подойти к дому, и в то время железные ворота были открыты), она узнала, что прихожая была из современного стекла, боковой кабинет выстроен из деревянной черепицы с уютным эркером. На третьем этаже была небольшая башенка, частично в Викторианском стиле, с вырезанными из дерева украшениями.