Глава 8
5.52 утра
Фредерик, Мэриленд
Софи лежала в реанимационной палате за пластиковыми шторами и дышала хрипло и тяжко, несмотря на то, что была подключена к кислородной маске. Теперь она была в полной зависимости от всех этих машин и аппаратов, чудес современной медицины, которые ничуть не трогало, кто она такая и что с ней происходит. Рядом неотлучно находился Смит. Он сжимал ее горячую ладонь в своей, ему хотелось крикнуть всем этим машинам:
— Это Софи Рассел! Мы говорили. Мы смеялись. Мы работали вместе. Мы занимались любовью. Мы жили! Мы собирались пожениться этой весной. Она должна поправиться, и мы обязательно поженимся через несколько месяцев. И будем жить долго и счастливо, пока не состаримся и не поседеем. Но даже тогда не перестанем любить друг друга!Он наклонился и произнес громко:
— Все будет хорошо, Софи, все будет просто чудесно, милая.
Примерно то же самое говорил он раненым солдатам на передовой, которых приносили к нему в полевой госпиталь. «Ты скоро поправишься. Начнешь вставать и ходить, будешь чувствовать себя гораздо лучше». Казалось, говорил он все это еще и для того, чтобы убедить самого себя. Всегда следовало поддерживать моральный дух солдата. Нельзя, чтоб человек впадал в отчаяние, надежда есть всегда. Но сейчас страдала Софи, и за ее жизнь он должен бороться еще отчаянней, в надежде скрыть собственное отчаяние.
— Держись, дорогая, пожалуйста, прошу тебя, только держись! — шептал он ей. — Держись!
Приходя в сознание, она пыталась улыбнуться ему, судорожно ловя ртом воздух. И слабо сжимала его руку. Лихорадка вконец обессилила ее.
Вот она снова попыталась выдавить улыбку.
— Где... где... ты... был?
Он нежно приложил палец к ее губам.
— Не надо разговаривать. Постарайся беречь силы, они тебе еще пригодятся. Поспи, милая. Отдохни, красавица моя.
Веки ее тут же опустились, как занавес на сцене. Временами казалось, она собирает в кулак все свои силы и всю волю, чтоб противостоять атакующей ее болезни. Он любовался ее прозрачной кожей, тонкими чертами лица, грациозным изгибом бровей. Ее лицо всегда казалось ему изысканно прекрасным, словно освещенным изнутри незаурядным интеллектом. Но сейчас, в лихорадке, она выглядела такой худенькой и хрупкой на белых больничных простынях. И кожа совсем прозрачная. А на щеках горит нездоровый румянец, и это его особенно пугало.
Из левой ноздри вытекла капелька крови.
Смит оттер ее салфеткой и, встревоженный, вызвал медсестру.
— Надо остановить кровотечение.
Сестра достала коробочку ватных тампонов.
— Должно быть, у бедняжки лопнул капилляр.
Смит не ответил. И вышел из палаты в соседнее помещение, где собрались специалисты — доктор Джошуа Уитерс, специалист по легочным заболеваниям, доктор Эрик Мукогава из Форт-Детрика и капитан Дональд Герини, лучший вирусолог ВМИИЗа. Они совещались приглушенными голосами и, едва завидев Смита, тут же умолкли. Лица у них были встревоженные.
— Ну?
— Мы перепробовали все возможные антибиотики, — сказал доктор Уитерс. — Какой-то вирус, доктор Смит. И все наши усилия устранить или хотя бы облегчить симптомы не принесли результата. Она не реагирует на медикаменты.
Смит чертыхнулся.
— Надо что-то решать. По крайней мере, хоть как-то стабилизировать ее состояние!
— Джон... — капитан Герини опустил ему руку на плечо. — Это очень похоже на тот вирус, что поступил к нам в лабораторию в этот уик-энд. Сейчас над ним работают все аналогичные лаборатории мира, и пока что еще не найден ключ к тому, что это такое и как лечить данное заболевание. Очень похож на гантавирус, но не является таковым, это уже доказано. По крайней мере, ни одним из известных нам гантавирусов. — Он печально покачал головой. — Должно быть, она каким-то образом заразилась и...
Смит не сводил глаз с Герини.
— Так ты хочешь сказать, работая с ним в лаборатории, она допустила какую-то ошибку? Или нет? Прекрасно знаешь, что нет! Она всегда была чертовски умна и осторожна!
— Мы делаем все возможное, подполковник, — спокойно заметил Эрик Мукогава.
— Так сделайте больше, сделайте невозможное! Найдите же что-нибудь, ради бога!
— Доктор! Подполковник! Сюда, скорей! Медсестра склонилась над койкой, на которой в агонии тело Софи изогнулось дугой, словно в последней отчаянной попытке набрать в грудь воздуха.