— Нет.
— Мы с ним целый день над этим смеялись. Это случилось больше тридцати лет тому назад. Он, я и несколько других людей как-то раз рыбачили. День выдался удачным. Никогда мне так не везло. Улов был великолепным. Мы наловили целую гору скумбрий. Одна рыбешка попалась уж слишком бешеная, и когда Хенри вынимал ее из воды и снимал с крючка, то каким-то образом умудрился засунуть этот крючок себе в нос. На одном конце крючка был большой зубец, а на другом толстый свинцовый шарик. Поэтому вытащить крючок было очень трудно. Мы хотели сразу отвести Хенри на берег, но он оказался очень смелым парнем и попросил, чтобы мы сами попробовали вытащить этот крючок. Я взял напильник и стал аккуратно распиливать крючок. Я старался делать это так осторожно, как только мог, но слышали бы вы, как вопил Хенри. Хотя нет, лучше вам не слышать этого. Нам повезло, что поблизости не было ни одной леди. Хенри вообще-то не принадлежал к любителям посквернословить, но он услышал когда-то несколько сильных выражений на берегу и выплеснул их все на меня. Наконец он решил, что не вынесет больше таких мучений и согласился, чтобы мы отвезли его к врачу. Поэтому мы зацепили крючок, чтобы он не провалился дальше и отправились к врачу в Шарлоттаун, это было за тридцать пять миль от того места, где мы находились, но выбора у нас не было. Когда мы пришли к доктору Кребу, он тоже взял напильник и стал пилить крючок точно так же, как это делал я, только при этом он абсолютно не старался сделать это безболезненно. Он вообще не обращал на пациента внимания.
Сегодня Хенри спросил меня, помню ли я о том, как отец Чиникви благословил лодку Александра Мак-Алистера. Это еще одна интересная история. И в ней все правда, как в Евангелии. Я сам присутствовал при этом. На рассвете мы сели в лодку и поехали на рыбалку. С нами еще был мальчик-француз. Конечно, он был католиком. Вы знаете, что после того, как отец Чиникви перешел в протестантство, католики стали плохо к нему относиться. Ну так вот, мы провели на воде все время до полудня, а потом отец Чиникви вынужден был нас покинуть, так как очень спешил. Когда мы подплыли к берегу, он вежливо, как всегда, извинился, что не может больше остаться с нами, и благословил нас. Он сказал, что мы наловим тысячу рыб. Тысячу мы не поймали, но к концу дня наша небольшая лодка была нагружена ровно девятьюстами девяноста девятью рыбами. Любопытно, правда?
— Капитан Джим, а вы знаете, кто такой мистер Форд? — спросила Энн, когда капитан Джим погрузился в воспоминания и, казалось, совсем забыл о реальном мире. — Как вы предполагаете, кто он?
Капитан Джим покачал головой.
— Я никогда не видел его раньше, но его глаза кажутся мне очень знакомыми. Мне кажется, я видел их где-то. Да, я видел их.
— Вспомните о сентябрьском утре много-много лет тому назад, — тихо сказала Энн. — Вспомните о корабле, плывущем через гавань, корабле, которого ждали очень долгое время. Подумайте о корабле «Ройял Вильям» и жене школьного учителя.
Капитан Джим вскочил со стула.
— Да! Это глаза Персис Сельйин, — почти закричал он. — Но он не может быть ее сыном! Он… он, должно быть…
— Внук. И сын Элис Сельвин.
Капитан Джим бросился к Оуэну Форду и начал трясти его.
— Сын Элис Сельвин! Боже мой, какая встреча! Много раз я думал над тем, остались ли в живых потомки Элис Сельвин. Я знал, что на острове их не осталось. Элис! Первый ребенок, который родился в этом маленьком доме, ребенок, чье рождение принесло столько радости. Я нянчился с ней. Помню, как она сидела у меня на коленях, делала первые шаги. Я водил ее за руки, а ее мать наблюдала за нами. Это было почти шестьдесят лет тому назад. Она еще жива?
— Нет, она умерла, когда я был маленьким мальчиком.
— О, как это несправедливо, что я дожил до этого времени и слышу известие о ее смерти, — сказал капитан Джим с глубоким вздохом. — Но я сердечно рад видеть тебя. Это возвращает меня в те дни, когда я был молод.
Капитан Джим удивился еще больше, когда узнал, что Оуэн Форд писатель. Капитан уставился на него, как на нечто сверхъестественное. Он знал, что Энн пишет, но никогда не относился к этому серьезно. Капитан Джим признавал, что женщины — прекрасные создания, которым можно доверять, да будут благословенны их сердца, но он не верил, что они могут писать.
«Да вы только посмотрите на „Безумную любовь“, — запротестовал бы он. Это произведение написала женщина. И вы только взгляните на него! События, происходящие в ста трех главах, можно было бы изложить в десяти. Женщина-писательница никогда не знает, где остановиться. В том-то и вся проблема. Хороший писатель должен знать меру».
— Мистер Форд хотел бы послушать ваши истории, капитан Джим, — сказала Энн. — Расскажите о капитане, который сошел с ума и вообразил, что его корабль — «Летучий голландец».
Это была лучшая история капитана Джима. В ней были и ужас и юмор. И хотя Энн слышала этот рассказ несколько раз, она от всего сердца смеялась. Потом последовали другие истории. Он рассказал, как его корабль был снесен течением, как их захватили карибские пираты, как на судне был пожар, и о том, как он помог политическому заключенному сбежать из Южно-Африканской республики, о том, как они застряли среди льдин на Севере и вынуждены были провести там всю зиму. Он рассказывал о том, как на корабль пробрался тигр и устроил погром. В каких только переделках не побывал капитан Джим и его команда! Чего только он не повидал! Оуэн Форд слушал его, положив голову на руки. На его коленях, свернувшись клубочком, лежал Фест Мэйт. Иногда он просыпался и смотрел на капитана Джима своими блестящими глазами.
— Капитан Джим, не позволили бы вы мистеру Форду посмотреть вашу книгу жизни? — спросила Энн, когда капитан Джим объявил, что на этот раз историй достаточно.
— О, он не захочет обременять себя чтением этой ерунды, — запротестовал капитан Джим, на самом деле умирая от желания показать свою работу.
— Я ничего так сильно не хочу, как увидеть вашу книгу жизни, капитан Джим, — сказал Форд. — Если она хотя бы наполовину так хороша, как ваши рассказы, то на нее стоит взглянуть.
С напускным равнодушием капитан Джим достал книгу с полки и отдал ее мистеру Форду.
— Пожалуйста, не обращайте внимания на мое правописание. Я почти не ходил в школу, — сказал он виноватым тоном. — Я записал это, только чтобы позабавить моего племянника Джо. Он всегда любил читать рассказы. Он приходит из-за этого сюда каждый день. — Тут капитан заметил, что его гость не слушает его, а погружен в чтение книги. Тогда капитан с улыбкой встал и отправился заваривать чай. А Оуэн Форд еще долго не мог оторваться от страниц и наконец, когда ему это удалось, с удовольствием согласился выпить чашечку чая.