— Ты вернулась одна, Лесли?
— Да. Сестра Джорджа Мура приехала в Монтрель и забрала своего брата домой. Бедный малый, ему было тяжело расставаться со мной. Хотя в первые дни, когда к нему вернулась память, он не узнал меня. А потом Джордж так привязался ко мне за те дни, когда пытался осознать, что Дик умер не вчера, как это ему казалось. Джорджу было очень тяжело. Я помогала ему, как могла. Ему стало легче, когда приехала его сестра, потому что ему казалось, что он видел ее на днях. К счастью, она не сильно изменилась, это ему тоже очень помогло.
— Это все так странно и замечательно, Лесли. Думаю, никто из нас до конца не осознал происшедшего.
— Да, я не могу во все это поверить. Когда час назад я вошла в свой дом, мне показалось, что я спала и мне все это приснилось. Дик должен быть здесь с его детской улыбкой, как это было много-много лет. Энн, я все еще не могу прийти в себя. Я ни рада, ни расстроена. У меня такое чувство, как будто что-то вырвано из моей жизни и осталась огромная дыра. Мне кажется, что я не я, будто я стала кем-то другим, и не могу привыкнуть к этому. Я чувствую себя ужасно одиноко и беспомощно. Я рада видеть тебя снова. Ты как якорь для моей бедной души. О, Энн, как я не люблю сплетни, удивление окружающих и расспросы! Когда я думаю об этом, мне кажется, что мне не следовало возвращаться домой. Доктор Дэйв был на станции, когда я сошла с поезда, он отвез меня сюда. Бедный старик, он чувствует себя очень плохо, потому что многие годы твердил мне, что для Дика ничего нельзя сделать. «Я на самом деле так думал, Лесли, — сказал он мне сегодня. — Но я должен был сказать тебе, чтобы ты не полагалась на мое мнение. Я должен был посоветовать тебе обратиться к специалистам. Если бы я сделал это, не было бы этих многих несчастных лет. И Джордж Мур не потерял бы зря столько времени. Я проклинаю себя, Лесли». Я попросила его не убиваться так. Он сделал то, что считал нужным. Он всегда был очень добр ко мне, и я не могу видеть, как он страдает.
— А Дик, то есть, я хотела сказать, Джордж, его память полностью восстановилась?
— Да, практически. Конечно, есть еще много деталей, которые он не помнит, но с каждым днем он вспоминает больше и больше. Однажды вечером после смерти Дика Джордж отправился на прогулку. У него остались деньги, принадлежащие Дику. Он хотел отослать их мне. Он направился в одно место, где собирались моряки, там он пил. Дальше в памяти провал. Энн, я никогда не забуду тот момент, когда он вспомнил свое имя. Я видела, как он смотрел на меня умными, но каким-то загадочным взглядом. Я спросила: «Ты знаешь меня, Дик?» А он ответил: «Я никогда не видел вас раньше. Кто вы? И мое имя не Дик. Я Джордж Мур, а Дик Мур умер вчера от желтой лихорадки. Где я? Что случилось со мной?» Я… я потеряла сознание, Энн. С тех пор я чувствую себя как во сне.
— Скоро ты найдешь себя, Лесли. Ты молода, перед тобой вся жизнь. У тебя еще будет много прекрасных лет.
— Может быть, я смогу со временем посмотреть на все так, как ты. Но сейчас, Энн, я слишком устала, я не могу думать о будущем. Энн, мне так одиноко! Я скучаю по Дику. Разве это не странно? Ты знаешь, я очень любила беднягу Дика, то есть Джорджа. Я любила его так, как можно любить беспомощное дитя, которое полностью зависит от тебя. Я никогда не думала, что люблю его, поэтому мне стыдно. Я ведь так презирала и ненавидела Дика, пока он не уехал на «Четырех Сестрах». Джим снова привез его, я думала, что буду испытывать к нему те же чувства. Но все было не так, хотя я воспринимала его, как раньше. С того времени, как он вернулся домой, я испытывала только сожаление, которое причиняло мне боль и раздражало. Да, мне было жалко его. Я думала, так происходит потому, что случившееся с ним несчастье сделало его таким беспомощным и изменило его. Но теперь я верю, что так было, потому что на самом деле он был другим человеком. И Карло знал это. Энн, я поняла, — что Карло знал это. Мне всегда казалось странным, что Карло не узнает Дика. Ведь собаки такие верные существа. Но он знал, что это не его хозяин, никто другой не мог этого и предположить. Я никогда не видела Джорджа Мура, та знаешь об этом. Я вспомнила недавно, как Дик рассказывал, что в Новой Шотландии у него есть кузен, который очень похож на него. Но потом я забыла об этом. Я и не думала, что это может иметь какое-либо значение. Я никогда не сомневалась, что Дик — это Дик. Все перемены в нем казались мне результатом того несчастного случая. О, Энн, та ночь в апреле, когда Гилберт сказал мне, что Дика можно вылечить! Я никогда не забуду, что пережила. Мне казалось, что я была в огромной клетке. Я была арестантом, прикованным цепями. Но дверь была открыта, и я вышла. А в ту ночь все было так, будто чьи-то безжалостные руки схватили меня и снова посадили в клетку. Это было так ужасно! Я не обвиняла Гилберта. Я чувствовала, что он прав.
Он был очень добрым. Он сказал, что риск велик, и я могу отказаться от операции. Но я знала, как поступлю, я знала, что мне следовало сделать. В ту ночь я не сомкнула глаз. Я шагала по комнате из угла в угол, стараясь заставить себя смириться с тем, что я должна согласиться на операцию. И когда наступило утро, я поняла, что не смогу этого сделать. Я хотела оставить все так, как есть. Я знаю, что это было очень несправедливо. Для меня было бы наказанием, если бы я так поступила. Я никому не говорила о своем решении до полудня. Утром я должна была идти в Долину за покупками. В тот день Дик вел себя очень тихо, и я оставила его одного. Я пришла немного позже, чем намеревалась, и он соскучился по мне. Он чувствовал себя очень одиноким. Когда я пришла домой, он бросился ко мне с такой радостной, приятной улыбкой на лице, прямо как ребенок. Это подействовало на меня, Энн. Я почувствовала себя так, будто я лишаю ребенка права на развитие. Эта улыбка на его ничего не выражающем лице… Я не могла этого вынести, это было слишком. Я знала, что должна дать ему шанс, что бы за этим не последовало. Я пошла и сказала о своем решении Гилберту. О, Энн, ты, должно быть, решила, что я ненавидела тебя в те дни до отъезда. Этого не было. Просто тогда я не могла думать ни о чем другом, кроме того, что я собиралась сделать. Все вокруг потеряло для меня смысл, люди были тенями, я не замечала происходящего.
— Я знаю, я все понимаю, Лесли. Но теперь все позади, твои цепи разбиты, клетки больше нет.
— Клетки больше нет, — повторила Лесли с отсутствующим выражением на лице, теребя траву своими тонкими пальцами. — Но ведь тот разговор на песчаных дюнах? Мне кажется, есть люди, которые на всю жизнь останутся дураками, вот и я не умнею. А быть дураком — это все равно, что быть собакой, сидящей на цепи, Я чувствую себя такой дурой.
— Ты почувствуешь себя совсем по-другому, когда немного отдохнешь и придешь в себя, — сказала Энн, которая знала гораздо больше, чем Лесли.
Лесли распустила свои волосы, и они упали на колени.
— Что бы ни случилось, у меня есть ты, — сказала она. — Жизнь не может быть пустой, когда есть такой друг, как ты. Ты для меня не только друг, ты для меня как мать. Погладь меня по голове и дай мне высказать, что значит для меня твоя дружба с тех пор, как я встретила тебя на скалистом берегу.
Глава 34
Корабль мечты прибывает в гавань
Однажды утром, когда золотые лучи солнца освещали волны моря, когда дул теплый ветер, на горизонте показалась большая птица. Она прилетела в Четыре Ветра из страны вечерних звезд и несла в клюве маленькое спящее очаровательное создание. Аист был уставшим и оглядывался вокруг. Он знал, что находится недалеко от места назначения, но все еще не мог найти нужный дом.
Вот на горизонте показался большой белый дом, стоящий на высокой скале из красного камня. Дом ярко светился. Но ни один аист не согласился бы оставить там ребенка. Старый серый дом, окруженный ивами, выглядел более обещающим, но это все равно было не то.
Стоявший за цветочными клумбами странный зеленый дом не вызывал сомнений. Он, конечно, не подходил. Но тут аист приободрился. Он бросил взгляд на местность за ручьем. Там стоял маленький белый дом, у ворот росли две пихты, из трубы спиралью сочился дымок. Этот дом, казалось, был просто создан для детей. Аист облегченно вздохнул и стал снижаться.