Резко повернувшись, Нейтан увидел пустоту. Да из-за неплотно прикрытой двери слышался шум воды Тейлор.
Никого. Да и как тут мог быть Брендон, если сегодня его будут хоронить?
Лин говорил, что дом полон призраков. Брендон всегда снисходительно улыбался, что главные призраки тут — они сами. Ну, или его мать, когда возвращалась из психушки в моменты просветления. Лин обижался и заявлял, что они ничего не понимают. Он верил в призраков.
Нейтан никогда не возражал Брендону. Ему хотелось видеть одобрение в глазах Брендона, хоть в чьих-то глазах, ощущать, что кто-то на его стороне. И ровесник Брендон казался более надежной кандидатурой, нежели брат, который на целых семь лет младше. В детстве это целая пропасть!
Теперь Нейтан жалел, что никогда не говорил Лину: он тоже верит в призраков. Может, Лин тоже жаждал поддержки и одобрения.
Нейтан тоже слышал шаги гулкими ночами, замечал силуэты краем глаза. Наверное, у него слишком богатое воображение. Оно, конечно, теперь позволяло писать книги и создавать «леденящие душу триллеры», как писали в газетах, но сейчас явно сыграло дурную шутку.
Рассеянно проведя рукой по волосам, Нейтан отвернулся от окна и зашагал вниз.
Кухня всегда была самым уютным местом Эшмор-хауса. Небольшая, почти уютная, всегда очень теплая. Родители не экономили на отоплении, но в воспоминаниях Нейтана дом всегда оставался прохладным. Да и сегодня ему так казалось: по полу гуляли сквозняки, так что даже установленная современная система отопления не справлялась.
А вот маленькое пространство кухни прогревалось. Старый потертый стол из настоящего дерева будто остался с прошлого века, как и многочисленные шкафчики и развешенные связки чеснока и специй. А вот техника была вполне новой, даже кофе-машина стояла.
Эстер Эшмор хлопотала за плитой. Уже упакованная в строгое черное платье, со стянутыми в узел волосами. Она надела простой передник в клеточку и переворачивала что-то на шкворчащей сковороде.
— Доброе утро, — поздоровался Нейтан. — Плотный завтрак?
— Как любит твой отец. Будешь?
— Нет, только не сегодня. Выпью кофе.
Про Тейлор не спросила, и это царапнуло Нейтана. Еще до поездки, Тейлор сказала, чтобы он не говорил с матерью о ней, «я сама должна найти общий язык». Но если так и дальше пойдет, вряд ли они еще раз приедут в гости к Эстер. Тейлор не обязана терпеть пренебрежение.
Когда Нейтан жил в доме, раз в неделю приходили две женщины из деревни и занимались уборкой. В таком большом доме это занимало прилично времени. Но сколько себя помнил Нейтан, готовила мать сама. Ей то ли доставляло удовольствие, то ли она полагала, что это ее долг.
Налив себе крепкого черного кофе, Нейтан с удовольствием вдохнул его аромат:
— Не думал, что вы купите кофемашину!
— Идея Брендона.
Нейтан сжал чашку руками. Нет, он еще не готов думать о Брендоне. Сегодня, безусловно, придется, когда он будет смотреть в его бледное мертвое лицо, но только не сейчас. Пока не готов.
— Лин заходил? — спросил Нейтан, чтобы перевести тему.
Мать поджала губы. Что означало, что ей что-то не нравится:
— Он не пожелал тут завтракать. Ушел на крыльцо.
— Не удивительно. Почему ты не дала ему любую другую комнату?
— Потому что он уже взрослый и не стоит потакать его страхам. Я и так слишком избаловала его в детстве. Увы, мое упущение.
— Да он спать не мог! — Нейтан начинал злиться. — Неужели не могла пойти ему навстречу? Ты другие двери заперла!
— Они всегда заперты, Нейтан Эшмор. Поговорим с тобой о воспитании, когда заведешь собственных детей.
Голос матери источал лед, способный заморозить весь мировой океан, и Нейтан прикусил язык и готовые сорваться едкие слова. Он прекрасно знал это выражение лица Эстер, ничем хорошим перепалка бы не закончилась. Она просто обидится и наградит его молчанием. Не будет разговаривать, пока он сам весь не изведется и не придет просить прощения. Ничуть не чувствуя себя виноватым, просто слишком невыносимо это молчание — уж в нем-то он точно виноват.
Обычно Нейтан знал, когда промолчать и не лез на рожон. У Лина выходило хуже, он всегда был более несдержанным, а потом робко пытался разговорить мать, но она обиженно молчала, пока он не приходил извиняться.
Нейтан считал Лина избалованным, но сейчас начал подозревать, что это были слова матери. Слова, но не реальные поступки, которые могут слишком сильно расходиться и показывать истинные намерения.
Эстер искренне верила в избалованность и надуманные страхи Лина. Как и верила в то, что у нее были причины обижаться.
Нейтан ушел с кухни молча, пока и он сам что-нибудь не наговорил. Делать этот день еще хуже ссорой с матерью не хотелось.
А может, он просто всегда полагал, что побег может помочь. Хоть в чем-то. Убежать если не от себя, то хотя бы от призраков. Тех, что видятся краем глаза, и тех, что скрывается в плотно сжатых губах матери.
Нейтан вовсе не ощущал себя взрослым мужчиной, состоявшимся человеком, успешным автором. Он снова был мальчишкой, который жаждет одобрения матери, внимания отца и боится оборачиваться.
Входная дверь не скрипела, хотя Нейтану казалось, что должна бы. Лин сидел на ступеньках крыльца, и ложка в его руках билась о стенки керамической миски. Он с аппетитом ел рисовую кашу.
Свет нарождавшегося утра казался мутным, как будто размывающим крыльцо, дом, саму жизнь — особенно с белесым туманом, который уплотнялся к деревьям. Влага гладила выбритые щеки Нейтана. Не удивительно, что так разболелась голова: вчера было тепло! Но солнце явно осталось в Лондоне.
Лин не изменил себе. Брюкам он предпочел черные джинсы, правда, не подранные, вместо рубашки на нем было что-то вроде футболки с длинным рукавом. Несмотря на прохладу и морось, он чуть закатал рукава, видимо, так есть удобнее.
Нейтан поежился. Всё-таки стоит взять с собой на похороны пальто, в машине должно лежать.
Лин коротко глянул, но ничего не сказал. Нейтан помялся немного, потом спустился на пару ступенек:
— Можно?
Лин молча подвинулся, Нейтан устроился рядом. Ужасно хотелось курить, но Лину точно нельзя, и дышать дымом ему не стоит. Поэтому Нейтан пригубил кофе, который уже не казался горячим.
На левом запястье Лина красовалась татуировка, которую до этого не было видно из-за рукавов: чернильный мотылек, распластанный на бледной коже.
— Как необычно, — сказал Нейтан. — Красиво. Хотя мне казалось, ты не любишь мотыльков.
Лин резко одернул рукава, скрывая татуировки, и едко ответил:
— Ну как же, смотрю в лицо своим страхам.
Нейтан решил не продолжать тему. Он не очень представлял, как и о чем говорить с теперь уже выросшим Лином, еще и справедливо опасался, что может сказать что-нибудь не то. Он бы не хотел.
Но теперь ему казалось, что даже представления и воспоминания не совсем верны. Он видел то, что ему говорили, а не то, что было на самом деле. Избалованный любимчик матери, как же в детстве Нейтан этому завидовал! Пытался себя уговорить, что брату из-за его больного сердца нужно больше внимания, и всё равно, когда мать трепала Лина по голове или порывисто прижимала к себе, внутри Нейтана поднималась одна мысль: почему не его? Пусть он здоров и бодр, ему тоже хочется!
Он предпочитал не замечать хмурого выражения лица Лина, которого такое внимание не радовало. Быть любимчиком, быть лучшим и постоянно оправдывать ожидания. Интересно, с каким скандалом Лин уезжал?
— Я хочу выяснить, из-за чего на самом деле погиб Брендон, — Лин поставил пустую миску на ступеньку ниже и обхватил себя руками. Тоже подмерзал. — Можешь помочь мне или валить. Сбегать, как всегда.