Лин громко вздохнул, как пловец перед глубоким нырком, открыл дверцу и отправился к собравшимся. Нейтан непозволительно долго возился с машиной, но, когда отступать больше было некуда, тоже вышел к родственникам, которых едва знал. Тейлор тут же ухватила его за локоть.
Как и ожидал Нейтан, троюродных тетушек он видел впервые в жизни, а зачем пришла школьная подруга Элис, матери Брендона, понятия не имел. Словно слетевшееся на падаль воронье, которое за неторопливым обгладыванием костей и глазных яблок, обсудит последние сплетни, кто женился, а кто умер.
Единственные, с кем Нейтан поздоровался искренне — это местные парни. По крайней мере, когда-то они были местными, как и он. Все они хорошо знали Брендона, многие дружили с ним и с Нейтаном.
Еще больше дружили с Лином. Он даже казался расслабленным, когда беседовал с ними, старые друзья, которых Лин знал со школы, с которыми сбивал колени, разъезжая по окрестностям на велосипеде.
Но они ничего не знали о сумрачных стенах и мертвых бабочках. О призраках и неясных силуэтах, что обретали плоть близ Эшмор-хауса.
Элис, матери Брендона, конечно же, не было, она оставалась в клинике. А вот отца, Джозефа, в итоге все и ждали.
Он явился последним, от него уже разило алкоголем, но хотя бы держался на ногах, а одежда на нем была опрятная и новая. Отец Нейтана сказал что-то неодобрительное, но Джозеф только отмахнулся.
— Нейт! — Джозеф фамильярно похлопал его по плечу и прошептал почти заговорщицки. — Пойдем покурим, а? Не смогу я дальше, пока хоть одну сигаретку не выкурю.
Глянув на мать и собравшихся, Нейтан прикинул, что минут пять у них точно есть. Поэтому извинился перед Тейлор и отвел Джозефа в сторону. За кустами расположилась простая деревянная лавка. Вид с нее открывался так себе, на часть кладбища, но Джозефа это ничуть не смутило.
После женитьбы на Элис, Джозеф взял фамилию жены и тоже официально стал Эшмором. Насколько знал Нейтан, это было требованием деда: муж его дочери должен был войти в семью. Вряд ли Джозеф хоть сколько-то возражал. Простой работяга, чем-то сумевший очаровать Элис.
Крупный, широкоплечий, с могучими руками, которыми он легко колол дрова, строгал, таскал вещи и детей. Сейчас они едва заметно дрожали, когда Джозеф доставал сигареты. Лысины у него не было, но на голове красовались какие-то проплешины среди не поседевших волос. Щеки покрывала щетина после нескольких дней, одежда казалась помятой.
Нейтан не любил Джозефа. За то, что тот слишком часто пил, пугал в детстве и вызывал неприязнь сейчас. Но сына он действительно любил — как умел.
Нейтан уселся рядом, аккуратно поправив пальто и боязливо опасаясь, как бы лавка не развалилась. Сигарета оказалась дешевой и противной на вкус, но Нейтан всё равно наслаждался затяжками.
Кладбище перед ними было старым, но ухоженным. Хотя пара крестов покосились или упали, в остальном надгробия выглядели старыми, но аккуратными. На одной могиле стояли корзинки, видимо, с чем-то значимым для усопшего. Сейчас они просто топорщились сухой травой.
Туман дымкой висел за оградой, и Нейтан поежился от сырости.
— Думаешь, это справедливо?
— Что именно? — осторожно уточнил Нейтан.
— Ему было всего двадцать шесть!
Нейтан вздрогнул. В день похорон принято вспоминать умершего, но обычно что-то хорошее, светлое. Нейтан знал, что придется, но не был к этому готов. Это как признание, что Брендон больше никогда не вернется — Нейтан оттягивал, как мог, до того момента, пока не увидит гроб и не осознает, что всё это взаправду.
Хоронили всегда в закрытых гробах. И сейчас Нейтан не знал, радоваться этому или сожалеть. В конце концов, если бы он хотел, то мог «посмотреть на труп» и накануне.
Он не хотел.
Джозеф наклонился к Нейтану, дохнув на него крепким запахом алкоголя:
— Его убили.
— Кто убил?
— Не знаю. Но пусть горят в Аду! Я до них доберусь!
Нет, с горечью подумал Нейтан. Ты доберешься только до бутылки, в очередной раз потеряешь работу и уйдешь в запой. Всё это уже бывало и не раз, разница только в том, что теперь есть повод.
— Что… как он умер? — решился Нейтан.
Джозеф посмотрел на него в изумлении. Даже затянуться забыл:
— А ты не знаешь? И брату твоему не сказали?
— Увы.
— Отравился он. То ли снотворное, то ли еще какие таблетки.
— Это могло быть случайностью…
Джозеф глянул почти с жалостью. Может, он сам прошел через этот момент отрицания.
— Доза была наверняка. Случайно такое не происходит.
Сигарета заканчивалась, выдержка тоже. Нейтан пообещал себе, что это всего пара часов. И всё закончится. Можно будет вернуться в Эшмор-хаус, а после и в Лондон, домой. Примириться с мыслью, что Брендона больше нет, и теперь ничто не заставит еще раз вернуться в этот чертов особняк.
— А Лину должны были рассказать? — спросил Нейтан. Его удивили слова Джозефа.
— А то ж. Они с Брендоном очень сдружились. Ты был лучшим другом моего сына. Но когда уехал, у него куда больше общего оказалось с Лином, а не с другими.
Похороны Нейтан не любил. Они всегда навевали тоску, вязли горечью и чем-то невысказанным, что уже бессмысленно облекать в слова. На кладбищах Нейтан острее всего осознавал, что мертвецам всё равно.
Если только они правда не возвращались призраками.
Он стоял с длинной стороны выкопанной могилы, над которой установили гроб. Закрытый, богато украшенный цветами и венками. На светлой полированной поверхности оставались капельки моросящего дождя.
Священник стоял перед могилой, монотонно читал проповедь и говорил обычные казенные слова, которые имели мало общего с реальным Брендоном. Просто отстоять церемонию, уговаривал себя Нейтан. А потом немного потерпеть: поминальную трапезу устраивали в единственном городском кафе. Фуршет, немного воспоминаний и еще потерпеть малознакомых родственников. Может, спрятаться в компании старых друзей со школы, Нейтану правда было интересно, как у них дела. И не хотелось в следующий раз встречаться еще на чьих-то похоронах.
Мать стояла по другую сторону могилы и торжественно прикладывала к уголкам глаз кружевной платок. Справа от нее расположился доктор Эриксон, седой еще во времена детства Нейтана, зато крепкий и отлично знающий свое дело. Именно он приходил в Эшмор-хаус, выписывал детям освобождения от школы, когда они простужались, наблюдал Лина и их отца.
Родерик Эшмор сидел по другую сторону от Эстер. Спокойный и бледный, будто слоновая кость — или потускневшее фамильное серебро. Рядом с ним — Джозеф, разом как-то постаревший и с тоской смотрящий на гроб сына.
Нейтан и сам не мог оторвать взгляда от лакированной поверхности. Тейлор держала его под руку, тесно придвинувшись, но аромат ее легких свежих духов не мог перебить запах влажной земли и похоронных цветов.
В какой-то момент с другой стороны придвинулся Лин.
Всё детство Нейтана прошло вместе с кузеном. В большом доме хватало места для двоих детей, а потом для троих. И это же пространство позволяло им не чувствовать неусыпного внимания Эстер или Элис, когда она бывала дома. Нейтан помнил, что вроде бы, когда они были маленькими, за ними присматривала в основном Элис.
Большую часть времени мальчики были свободны. Они играли в прятки в сумрачных коридорах и встроенных шкафах, разбивали лица, спотыкаясь о ковры и ступеньки лестницы. Возили пальцами по надписям рамок с бабочками, когда учились читать. Перебирали густо пахнущие старой бумагой открытки, сохранившиеся от прабабушки. Ее же пустые флакончики, еще хранившие запах выветрившихся духов.
Вдвоем кузены лазили по окрестностям, находили дырки в оградах и новые места на реке.