Профессор Волни всегда слегка фыркал. Чистой воды фантазии, эти ароматы, говаривал он, но только в разговорах со своей Милой. Туман, нечто ненадежное и преходящее. Далекое от действительности. Получишь насморк, например, и все, конец! Дунешь — и нет ничего. Развеется облачко, и никто больше о нем не узнает. Такой ум, боже мой. Такой мозг. Он мог бы научиться всему, чего пожелает. А это все бесплодный дым. Фу-фу-фу, и нет его! Ты ведь прекрасно знаешь, что твой сын гений, шлепала его по руке добрая Эмилия, только сердишься, а сам не знаешь, почему. Жалко мне его знаний и доброты, вот почему.
Несмотря на это, одно из своих лучших сочинений он посвятил сыну, а его названием дал понять, что, в конце концов, принял его талант к обонянию мира. Назвал он его «Адажио к аромату лилии». Это произведение задумано, как свадебный подарок, упрекнул он, только чтобы напомнить, что уже пришло время забыть Ольгу Скрипку и серьезно оглядеться вокруг. Может, и тут есть девушки. Годы проходят. Когда не в свое время, все сложнее.
Родители не знали, что Геда годом раньше, а ровно через девять лет после своего возвращения, получил первую открытку, в которой его сердечно приветствовали Иван и Ольга. Фамилия «Скрипка» была кокетливо перечеркнута, а «Брохановски» написана очень крупными буквами, чтобы ему все было совершенно ясно. Я не забыл, но простил вам, скажет он, смеясь, когда они однажды летом, в середине шестидесятых, приедут его навестить. Маленькая Мила будет учить их семилетнего сына Федора плавать без обязательного пластмассового лебедя, за шею которого он судорожно цеплялся, когда бы ни вошел в воду. Она же над ним смеялась.
Через шесть-семь месяцев после написания композиция «Адажио к аромату лилии» дождалась и первого исполнения в зале музыкальной школы. Автор играл на скрипке, а за фортепиано была молодая коллега, Ольга Попович, дипломированная пианистка, выпускница Белградской академии, из класса профессора Найека, когда-то ученица, а теперь преподавательница своей родной средней школы.
Зал был довольно велик, но очень быстро заполнился, что для небольшого городка не вполне обычно, за исключением, когда играл или дирижировал капельмейстер Волни. Ученики были вынуждены стоять вокруг и за задними рядами. И Геда вместе с ними, потому что опоздал.
Ольга Попович в тот вечер играла, по мнению госпожи Эмилии, поистине волнующе, но, как потом сама призналась, с трепетом, достойным сольного выступления в Карнеги Холле. Если бы она могла предположить, что вскоре после этого концерта станет в некотором роде постоянным членом маленького оркестра Волни, ее волнение, может, было бы еще больше, если такое вообще возможно.
После игры, радостная и раскрасневшаяся, она стояла в обществе молодого доктора Апатовича и принимала заслуженные поздравления. Улыбалась и повторяла всем одно и то же, как заученное стихотворение, что все заслуги принадлежат маэстро, композиция прелестна, и было истинным наслаждением играть с таким артистом, как директор Волни.
Тут подошел и Геда, поздравил ее довольно формально, перекинулся парой слов со своим приятелем, и почти было двинулся дальше. Затем, будто что-то вспомнив, отвел ее в сторонку и серьезно прошептал: спасайте, я серьезно провинился. Только вы можете меня избавить от неприятностей. Выйдем, прошу, со мной на улицу, и я вам все объясню. Она коротко извинилась перед доктором и пошла за Гедой.
Несмотря на то, что знала его с раннего детства, она всегда немного стеснялась этого молодого красавца. Испытывала к нему какое-то почтение. Это началось еще с тех пор, когда девочкой она приходила к его матери на занятия. Не сказать, чтобы она часто с ним разговаривала. Просто не осмеливалась. Он всегда ей казался каким-то далеким и загадочным. За эти дни, пока они с директором репетировали концерт, ее часто оставляли на ужин, и тогда она пыталась завязать с Гедой какой-то разговор, но все, что ей удавалось сказать, казалось банальным и глупым. И теперь она тоже волновалась.
Вот, послушайте, что случилось, сказал ей Геда, когда они вышли. Папа весь день собирал для вас букет, все красиво составил и наказал мне сегодня вечером принести и вручить вам от его имени, а я забыл. Ничего не могу сказать в свое оправдание, я виноват и все тут. Я знаю, вы можете простить, но он — нет. Поэтому можно я сейчас добегу до дома и принесу, а вы, если согласны, подождите меня здесь, или пойдемте со мной, составите мне компанию.
Я уже получила розы от профессора, вы же видели тот букет на фортепиано, напомнила она. Нет, те розы вам купила моя мама, а отцовский букет совсем другой, вот увидите. Давайте позовем и Милоша, пусть идет с нами, предложила она, но Геда сделал вид, будто не слышит, нежно взял ее за руку и повел к своему дому.