Тем временем он обнаружил еще одно таинственное и волнующее место в доме Волни, а было там достаточно помещений, в которые он никогда даже не заглядывал, а именно, — Гедина библиотека, то есть «ярмарка наследия», как ее остроумно окрестил хозяин, которая на самом деле находилась в живом, авторском беспорядке, но в то же время источала доверие, как какая-то средневековая лаборатория всезнания.
Здесь повсюду видны отпечатки не только Гединых пальцев, что естественно, но и всей его личности, что поражает, утверждал Владо. Именно в этой комнате, а не в коллекции, сконцентрирован его тотальный запах. Там всего лишь картотека различных исторических ароматических композиций, а здесь их душа. Там, меж экспонатов, царит почти совершенный порядок, все изучено, классифицировано, зарегистрировано, пронумеровано и застеклено, а здесь владычествует нежность и путаница. Среди этих книг царит гуманистическая анархия, а там — строгий немецкий порядок. Как только он произносит «немецкий», то на его шутливом жаргоне это приобретает особый оттенок. Ту страну, в которой жили его разведенные родители, оба врачи, каждый со своей новой семьей, и ни в одной не было для него места, Владо называл гробницей своих сыновних чувств. Я немецкий сирота мирного времени с двумя настоящими и двумя суррогатными родителями, который случайно выжил, потягивая тутовую ракию у бабки в Алибунаре. Когда вырасту, а это случится еще не скоро, надо будет с них взыскать репарации за крах моего детства, а то, что две мои сводные сестры и брат называют меня на «вы» и считают, что родственные поцелуи — это негигиенично, а также являются сексуальным насилием, ничем не искупить, это достаточная причина для объявления войны, что я и сделаю, как только докторскую защищу. Нет смысла отправляться на войну простым кандидатом. Мила на эти его горькие шутки заходилась от смеха, что на него всегда действовало вдохновляюще.
Гедина библиотека его действительно привлекала, может быть, отчасти и таким образом, каким дети всегда любопытствуют, что же скрывается в животе игрушки, и спешат ее как можно скорее распотрошить или разобрать, чтобы добраться до таинственной утробы. Он радовался, когда Геда приглашал его что-нибудь вместе перевести, и приходил на несколько часов раньше, якобы чтобы проверить слова и овладеть текстом, так он оправдывался, а на самом деле хотел немного покопаться в этих странных и незнакомых ему книгах.
В отличие от книг из своей области, в которые он всегда медленно и тщательно вчитывался, строку за строкой, сквозь эти он пробирался наобум, заглядывал, переворачивал, листал, нырял в них и бродил по ним, как изумленный турист по кривым улочкам какого-нибудь древнего города. Геда развлекался, глядя, как он копается в библиотеке, словно мышь-землеройка. Ты читаешь, как бабочка, смеялся он, ринешься на какую-нибудь книгу, порыскаешь немного по ней и летишь дальше. Так оно и было.
А ведь и было, на что слетать, ведь их были полные шкафы, комоды, столы, даже диваны и стулья. Все это было завалено книгами и бумагами. Помимо бесчисленных папок, перевязанных ленточками, с аккуратно написанным содержанием на обложке, в которых он держал вырезки из газет и журналов, фотографии флаконов, которые он отправлял или получал, купив за деньги или получив в обмен, а также документацию и переписку, здесь были тома и тома на разных языках (больше всего на чешском и немецком), множество иллюстрированных обозрений, сложенных по годам, каталогов парфюмерных заводов и мануфактур, учебников и научных книг по ботанике, географии, медицине, химии и биологии. Любопытная подборка беллетристики, в особенности поэзии: Георг Тракль, X. К. Моргенштерн, Гёльдерлин, Уитмен, Сильвия Плат, Незвал, Скала, Пастернак, Сейферт (тогда он еще не был нобелевским лауреатом), Ади, Ладислав Клима («Свет сознания» и «Ничтожность», Вршовице, 1910), Гейне, Флориан, Цветаева, Црнянский, М. Чудина («Сонеты о виверре»), Васко Попа, Раичкович, Элиот и многие другие…
Наряду с большим количеством старинных и новых ботанических сборников и атласов, у него были собрания сочинений в двадцати томах, авторов трех поколений английских ботаников семейства Гукер. Это были книги с прекрасными иллюстрациями, отдельным обзором восточных и азиатских растений, с дополнениями и вкладышами о новых открытиях. Летич чаще всего помогал ему с переводом этих текстов.