На следующий день они в то же время продолжили работу. Открывали флаконы, нюхали, вдыхали, отставляли и снова повторяли процедуру. Надолго задержались на одном желтоватом, красивой формы флаконе, с причудливой пробкой в форме букета желтых цветов. Его нюхали, взбалтывали содержимое, передавали из рук в руки, о чем-то спорили, читали Гедины записи. Потом, после небольшого перерыва, снова брали флаконы без какого-либо порядка, нюхали, нюхали и нервничали все больше. Они просили Хлубника переводить им Гедины записи о составе, слово за словом. Ольга принесла словарь. Они опять сделали перерыв, позвали доктора Ценнера и долго о чем-то разговаривали. Ценнер сердился, кричал на них, а они подносили ему флаконы, чтобы он понюхал.
Что-то определенно не так, объяснял Хлубник Ольге и госпоже Эмилии, я не знаю, в чем дело, но по поводу чего-то они яростно спорят. Он прекрасно знал, почему, но хотел пощадить этих двух добрых женщин.
После обеда они потребовали для продолжения работы присутствия обоих адвокатов, доктора Хлубника, обеих дам (Мила тогда была в Белграде) и, конечно, доктора Ценнера. Всех попросили усесться вокруг стола, взяли десять флаконов и нюхали их по порядку, делая записи. Они хотели, чтобы их рассудили, и при этом каждый из присутствующих понюхал и записал свои ощущения. Через некоторое время Ценнер предложил прекратить проверку. Нужно сделать более продолжительный перерыв. Все это как-то тревожно. Дам не стоит нервировать. Какая же это экспертиза, это похоже на дегустацию вина, злился он. Они договорились продолжить ближе к вечеру.
Что происходит, спросила его госпожа Эмилия, мне кажется, что-то не в порядке. Ничего, ничего, у всех немного сдают нервы. Все будет хорошо. Вечером мы все спокойно встретимся, и все устроится.
В назначенное время все снова собрались, нюхали, останавливались, переглядывались, отдыхали и начинали все сначала. У всех в глазах поселился некий страх, почти ужас. Они выглядели страшно, как вампиры, старающиеся высосать аромат из утробы флакончиков, и глаза у них от усилий вылезают из орбит, в них лопаются капилляры. Они разошлись глубокой ночью, с лицами, посиневшими от напряженного вдыхания. Кожа зудела, словно от какого-то невроза. Они чесались и откашливались.
На следующий день в девять утра все были на том же месте. Понюхали несколько флаконов, которые до этого не трогали, возвращались к вчерашним, а потом объявили всем в присутствии адвокатов, что из флакончиков не чувствуется абсолютно никакого аромата.
Неправда, воскликнула госпожа Эмилия, как вам не стыдно, вы обманщики! Ценнер подошел к ней и обнял за плечи.
Из некоторых немного пахнет плесенью или прогорклым маслом, из каких-то — пахнет застоявшейся водой, но это, разумеется, нельзя назвать ароматом. Из некоторых попахивает чем-то кисловатым, но это, скорее, вонь. Всего в нескольких флакончиках удается угадать, и то после длительного вдыхания, какой-то далекий призрак истончившегося, совершенно неопределенного аромата. Его, по правде, ощутили всего два эксперта, остальные нет. Иными словами, дорогие дамы и господа, наше суждение в этом вопросе единодушно: здесь, в этих флаконах нет никаких ароматов.
Господин Хлубник зашипел на это, как аспид: Это обман! А потом вопил во весь голос, вам это просто так с рук не сойдет! Мошенники! Мы на всех вас в суд подадим!
Пожалуйста, протянул ему один из них, вежливо и очень серьезно, прошу вас, убедитесь сами!
Что убедитесь, что убедитесь, я не эксперт в этих вещах! Я свою экспертизу сделал, и она неопровержима, а вы далеки от настоящих экспертов, вы обычная шушера! Вы здесь для того, чтобы сбить цену! Неучи! Это обструкция!
Доктор Ценнер вмешался в спор и сказал, что они могут пригласить любого эксперта, которого им назовут как лицо, заслуживающее доверия, где бы он ни находился. Затем сам двинулся от флакона к флакону и нюхал их так тщательно, долго и настойчиво, что все уже почти понадеялись: вдруг что-нибудь да нашел. Прошло больше часа, когда он поднял голову и произнес: боюсь, что тут, и правда, ничего нет. Небольшое дуновение тут и там, но аромата на самом деле нет.
На это Хлубник, с исказившимся лицом, яростно схватил те же самые флаконы и принялся за дело. Он подносил их к самому носу, пытаясь в этом копировать Геду, которого он столько раз видел за вдыханием аромата, отдергивал, как он, голову назад, втягивал воздух, вдыхал, сипел, набирал полные легкие, делал паузы, повторял все снова, но напрасно. Из флакончиков действительно не исходило никакого аромата. Все они пустые, пробормотал он Ольге и вышел.