— Есть дело, важное… Кажется, я наткнулся на серийного убийцу. Но вижу его только я!
— Воображаемый друг?
— Очень смешно! Леон, это серьезно! Я и сам ни в чем не уверен, следователи считают меня навязчивым идиотом. А что если я прав? Если действительно объявился маньяк? Тогда каждая его новая жертва будет и на моей совести!
— Ты утрируешь, — указал Леон. — Но ты всегда был к этому склонен. Ладно, пошли на кухню, покажешь, что там у тебя.
В квартире царил идеальный порядок — ни пылинки, ни пятнышка. Вряд ли Леон лично за этим следил, похоже, сюда приходила домработница. Еще один пункт к его расходам… Как странно: раньше именно Лидия требовала, чтобы он зарабатывал больше, но только после развода с ней у него все наладилось.
Они сели за стол, заработала кофеварка, Леон кивнул на бар, но Дмитрий покачал головой:
— Я же за рулем, помнишь? И мне еще возвращаться на работу. А тебе разве нет?
— Нет, сегодня нет необходимости. Я тебе как-нибудь потом расскажу, сейчас не до этого, перерыв-то у тебя короткий.
— Я ведь вроде как начальник, могу и задержаться, — усмехнулся Дмитрий. — Но в чем-то ты прав. Я к тебе приехал из-за одного открытия.
Он достал из папки с документами фотографию — еще живой девушки, хотя у него были с собой и другие снимки. Дмитрий всегда уважал право смерти на определенную интимность, он собирался показать брату ровно столько, сколько необходимо.
Теперь Леон рассматривал изображение молодой девушки, ухоженной — пожалуй, даже слишком, из тех, кто прорисовывает брови и наращивает ресницы. В ее красоте осталось мало естественности, однако такие барышни сейчас и мелькали на обложках журналов.
— Кто? — коротко спросил Леон.
— Ева Майкова, двадцать восемь лет. Найдена задушенной в своей квартире примерно в середине марта. Перед смертью была изнасилована, это и считается мотивом убийства. Дело пока зависло, толковых подозреваемых нет и не было. У бывшего мужа алиби, а больше ее смерть никому не была выгодна. Она еще и работала дома, это усложняет дело: она могла пустить кого угодно.
— Кем работала?
— Мастер по наращиванию волос.
Для Дмитрия стало открытием, что это вообще профессия. Он был далек от индустрии красоты, да и Мила таким мало интересовалась. Лидия наверняка знала больше — но она об этом не говорила, ее привлекательность оставалась тайной, которой он просто наслаждался.
Так что ему и в голову не могло прийти, что можно заработать, приматывая кому-то к волосам чужие пряди. Но оказалось, что это не только востребовано, это еще и неплохо оплачивается, судя по квартире и банковским счетам покойной.
Впрочем, теперь все это должно было достаться родственникам: детей у нее не было, повторно она замуж не вышла, да и бывший муж ни на что не претендовал. Зачем ему? Он сам был обеспечен.
— Дело там было странное, со своими нюансами, но тогда я не придал ему особого значения, — признал Дмитрий. — Про жизнь Майковой мало кто знал, даже ее подруги не представляли, встречалась она с кем-то или нет. Дело сложное, и лезть в него я не собирался.
— А почему все-таки полез?
— Потому что появилось вот это.
Он достал вторую фотографию — еще один снимок молодой женщины. Эта тоже была красива, но уже другой красотой, природной, которой просто позволили расцвести. Фарфоровая кожа, огромные голубые глаза, робкая улыбка — фея, а не человек!
Правда, Дмитрий увидел ее уже совсем другой, и тем тяжелее было сейчас смотреть на фотографию.
— Мария Гордейчик, двадцать один год. По версии следствия, изнасилована, избита и задушена собственным мужем из-за ревности.
— По версии следствия, — повторил Леон. — Но не по твоей?
— Не по моей. Потому что я вижу: она была задушена тем же человеком, который убил Еву Майкову.
Дмитрий достал еще два снимка — крупный план шеи обеих жертв. То, что укрылось от следователей, Леон заметил мгновенно:
— Странная петля!
— Да, очень характерная и явно указывающая на старую травму руки душившего.
— Дай догадаюсь: у мужа-убийцы никакой травмы нет?
— Правильно догадался, молодец, — усмехнулся Дмитрий. — Я тебе больше скажу, дело Гордейчиков простое и гладкое, только если хочется видеть его простым и гладким. Если присматриваться, тут же натыкаешься то на одну шероховатость, то на другую.
— Например?
— Соседи единодушно заявляют, что он был ревнивцем — за это следователи и ухватились.
— Это распространенный мотив.
— И страшная проблема — особенно на пустом месте.