Анна подозревала, что в ту пору Кристи еще отчаянно хотелось стать нормальным. Ему нужно было нечто такое, что оградило бы его от насмешек сверстников, в один миг вернуло ему репутацию и заставило всех забыть о том, что было раньше. Поэтому в Первую мировую он, тогда еще почти подросток, отправился в армию.
Поначалу у него все шло неплохо, его ценили. Но потом его полк оказался во Франции, и Кристи попал под атаку ипритом. Воздействие газа дорого ему обошлось…
— Позже он утверждал, что после этого он на три с половиной года ослеп и потерял голос, — указала Анна. — Трындел, конечно. Но в этой лжи легко улавливается попытка привлечь к себе внимание, надавить на жалость, таким многие серийные убийцы развлекались. Причем историю со своей страшной слепотой Кристи придумал уже позже. Сразу после атаки он утверждал, что иприт выжег ему голосовые связки, и он навсегда потерял возможность громко говорить. Часть правды в этом была: он действительно до конца дней говорил очень тихо. Но хочу тебе сказать, что иприт тут не при чем. Медики, позже изучавшие его дело, сходились во мнении, что горчичный газ попросту не мог привести к такому долгосрочному эффекту. Винить, скорее, нужно ипохондрию: Кристи убедил себя, что его голосовые связки повреждены, и отказывался говорить громко. С той же газовой атакой он связывал теперь и свою частичную импотенцию.
— Так может, он и правда больной был? — осведомился Леон. — Ну, физически…
— Нет. После смерти Кристи провели вскрытие, врач отметил, что половая система у него была здоровой. Но в вопросах сексуального возбуждения психология часто выходит на первый план. Нормально заниматься сексом с женщинами Кристи не мог. Его привлекали убийства, изнасилования, особенно если жертва неподвижна — потеряла сознание или уже мертва.
— Так он все-таки был некрофилом? Ты же сказала, что там все сложно!
— Это не столько я сказала, сколько психологи, изучавшие дело Кристи, — указала она. — Они считают, что некрофилом он не был, потому что он никогда не занимался сексом только с трупом. Привлекали его именно живые, но сопротивляющиеся или обездвиженные женщины. Я тебе сразу сказала, что это тонкости, которые нас не касаются. Смотри, что получается… Он дефективен, причем на самом примитивном уровне. Он убивает не потому, что он охотник, а потому, что иначе у него ничего не получится. Такими людьми восхищаются? Таким людям подражают?
— Здоровые — нет, — согласился Леон. — Но, может, у этого маньяка та же проблема, что и у Кристи?
— Частичная импотенция? Возможно. Но это никак не объясняет, почему он пошел тем же путем. Он чувствует родство с Кристи? Тогда он должен знать, что для него эта история добром не кончится. Кристи был пойман и повешен, а перед смертью — глубоко несчастен. Зачем это повторять?
Тут уже Леон не мог с ней спорить — он видел, что картинка не складывается.
— То есть, если бы он восхищался Кристи, он бы использовал его методы, но для новых преступлений?
— Верно, — кивнула Анна.
— Тогда что это, если не подражание?
— Вот тут у меня простого ответа нет, скажу честно, но есть несколько версий. Первая — он действительно насколько безумен, что подражает Кристи во всем, даже зная, что это приведет к его гибели. Эта версия наименее вероятна. Вторая — все это было устроено, чтобы скрыть другое преступление. В истории такое уже бывало: действия маньяка имитировали, отвлекая внимание следствия от другого убийства с гораздо более практичным мотивом.
— Ты серьезно считаешь, что это возможно? — поразился Леон. — Что кто-то мог убить трех человек, хотя на самом деле нужна была только одна смерть? Это невозможно!
— Возможно, и убивают порой куда больше, чем трех человек. Да и наш маньяк, скорее всего, еще не остановился… Есть вероятность, что он еще не убил ту жертву, которая на самом деле ему нужна! Или все это не ради убийства, а ради похищения Дениса Гордейчика, мальчика ведь не нашли. Есть у меня и третья версия: у этого убийцы свой мотив, личный, и мы его никогда не поймем, пока не узнаем об этом человеке все. Но третья версия, как видишь, пока нам ничего не дает, первая мне кажется слишком демонстративной, поэтому сосредоточимся на второй.