Мечтаешь стать актрисой. Хорошо. Играй на сцене, выступай на стройплощадке, всюду, где можешь. Актером нельзя стать, им нужно родиться. Артист воплощает на сцене чужую жизнь, как говорят у нас, он умирает много раз в чужих жизнях, воскресая, чтобы вновь играть. Он каждый раз сгорает, чтобы, как птица феникс, возродиться из пепла. В короткий час игры сконцентрирована целая судьба героя. Сцена — концерт жизни. Сцена — урок жизни. Слава артистки мгновенна. Знаменитых мало. Окончишь десять классов, напиши мне. Если есть время, то можешь зайти в театр, побеседуем».
Сегодня я дежурила в столовой. Сперва заглянула Аня и сказала, что она передала записочку Саше Половникову: «Кто из девочек тебе нравится?» Он прочитал записку, нашел Царьградскую, признался: «Нравится Ксеня Комиссарова».
Потом в столовую заглянул сам Саша.
«Ксюша, дежуришь?»
На столе в фойе вечером увидела конверт от Филина! Схватила, сердце мое забилось. «Ксюшенька, ты пишешь, что я обманщик, подлец. Последнее письмо послал тебе в пьяном виде. Около меня за столом толпились ребята, напевали в уши всякую ерунду. Не хочу оправдываться, но я писал разным девушкам письма, проверяя их отношение ко мне. И тебя хотел проверить. Ты оказалась единственной в моей жизни, вынесла все страдания, умеешь держать слово. Наверное, не достоин я тебя. Если согласна, то буду дружить с тобой по-прежнему, Кирилл»…
Милый, бедный, красивый мальчик мой… Сколько горя ты причинил мне. Все прощу тебе, радость моя! Ты жертвовал собою ради меня. Печорин мой…
Ответила ему вечером дружеским письмом. Тон письма был сдержанным.
18 мая. На штукатурные работы не ходили, очищали территорию училища. Работали возле окон, в которых были видны мальчики. Я видела Лешку Пахотина.
Потом бросали ядро. Гуля бросила, а я стояла и смотрела, как ядро летит в меня. Подставила ладони и поймала ядро. Все засмеялись. Физрук возмутился до бешенства.
«Ты куда лезешь?! Хорошо, хоть руки на груди были, а то бы тебя убило! Ключицу бы сломало…»
Удивленно смотрела на него.
«Ох, ты и заорала от страху», — сказала Найденова.
Надо же! Оказывается, ловила ядро и орала.
С каждым днем чувствую приближение суда над ребятами. Ну чем я могу помочь? Чем? Говорят, на суде будут общественный обвинитель и общественный защитник. Как же защитить Подкидышева? Не хочу быть к добру и злу постыдно равнодушной! Но какая польза от моих переживаний… Не могу быть перед опасностью позорно малодушной! И что же мне предпринять?
Собрать бы хоть группу на собрание… Но сейчас экзамены, никто не станет ничего обсуждать.
19 мая. Вторник. Теперь я знаю, что значит управлять собою! Какие бы страсти ни клокотали в груди, ты не должен их никому показывать. Внешне я выгляжу спокойной: пишу стихи для стенгазеты, играю на гитаре и пою песни, по просьбе воспитательницы проверяла чистоту в комнатах. Но все это не главное. А главное — во мне. Каждый день приближает заседание суда над Мишей Балдиным и Валериком…
На танцах видела Аню, танцующую с Лешей.
Илья Борисович задержал меня в классе после урока, мы сели друг против друга на парты.
«Ты на меня не обижаешься за прошлое?» — спросил усмехнувшись.
«Нет, Илья Борисович». Я его стеснялась.
«В школе-интернате была ты совсем девочка, а теперь повзрослела. Сейчас с тобой можно говорить по-взрослому. Меня беспокоит твой дневник. Слышал, будто бы записываешь в него подробности своей жизни. Не хотелось бы, чтобы он пошел гулять по рукам. Могут быть непредвиденные неприятности».
«Дневник в надежном месте», — отрезала я.
«Ой ли! Можно его спрятать получше. Я мог бы предложить свои услуги. Лучше бы его запечатать в пакет, с ним ничего не случится».
В его кудрях много седин.
Пообещала ему, что никто не увидит дневник.
Выходила из школы, у подъезда меня ждал Саша Половников.
Аня была с Лешей Пахотиным. Саша неловко подтолкнул меня.
«Ну, Саша, у тебя и культура!»
«Прости, Ксеня». Он услужливо поддержал меня, пытался взять под руку, я вырвалась и убежала.