- Мой дед, заказал ее у одного мастера, в Свердловске! Здесь настоящая ель, палисандр и черное дерево! Отцу предлагали за нее пятьсот рублей! Но это подарок! Так что он несогласился!
- Да-а! Протянула Ольга, разглядывая сие, расхваленное мною творение, - Я бы такую роскош и за тысячу не отдала!
- Представляеш! Он ее без чехла по городу таскает! решил-таки наказать меня Олег.
- Нет! Я нетаскаю! то-есть, забыл, просто взять! Дядя Сережа, ее слегка подстроил! Вот я и ходил за ней! А так, я всегда ... ! Вот! Закончил я оправдываться, укоризненно взглянув на хитро щурившегося Олега.
- Ну что ж! Милостиво проговорила Ольга, по прежнему разглядывая гитару. - Все бывает! Но такой инструмент, требует особого к себе отношения! Я признаться, впервые вижу такое-чудо!
- Да уж! Мой Гипсон отдыхает! Да и твоя Музима, оль, сэтим несравнится! Подтвердил мой спаситель. - Ведь могут же когда хотят! А? Что же в магазинах у нас, такое-непотребство предлагают!
- Хороший мастер! Сразу видно! одобрительно сказало Ольга, и присев на ближайший стул, взяла первый акорд. - Ведь бывают гитары! Они зазвучат! И большие оркестры, покорно молчат! Процитировала она слова из известной песни, прикрыв от удовольствии глаза.
Затем, мы еще долго болтали, попеременно играя на гитаре. Ольга, нужно сказать, играла так себе, посредственно, однако, ее милые, голые коленки, выглядывающие из под короткого платья, легко компенсировали плохую технику. Так что я, выдавший пару своих коронных прелюдий, и папин любимый Мексиканский танец, который удавался мне особенно хорошо, заметно поднялся в глазах, моих новых знакомых.
- Да-а! Задумчиво протянул Олег, когда я с вдохновением, и горячим южным солнцем, сыграл, еще несколько Испанских инструменталок. - Зря я наверное бросил, глядиш сейчас бы так же смог!
- Это мне папа показал! Он любит такие, а у нас в школе, только класика! Пояснил я.
- Да знаю! Потому и бросил! Надоели досмерти, мне их увертюры, сонеты и контаты! Сколько ни старался, так и непересилил себя! А вот Ольга, у нас отличница! только! И он хитро улыбнувшись скосил глаза на сестру. - Сдается мне! Наш Михаил Нафталинович, просто влюбился в нее! Вот и лепил пятерки не глядя!
Но сестра его, ничуть несмутившись, легко парировала выпад: - Прости Олежек, Но твое увлечение русским роком, и прочей бесвкусицей, это просто какое-то злонамеренное попрание наших семейных традиций! Папа до сих пор неможет поверить, что единственный сын лучшего дирижера в стране, опустился, до Макаревича и Никольского! Вот бери пример с Сашеньки! Так играть в его возрасте, могут не все! И если бы он захотел, легко взял бы лауреата, на нашем последнем конкурсе! И он конечно же неопускается до всяких, глупостей!
На что я, повеселив изрядно Олега, и вогнав вкраску, смутившуюся Ольгу, запел звонким маминым голосом: - Я тоже был веселым и беспечным... Песню которую очень любил отец, и которая игралась не совсем просто, что и сталой основной причиной, почему я ее выучил одной из первых. Чувствуя, как качусь все ниже и ниже, в табеле о рангах, как круто опускается мой статус в глазах этой девушки, я все же закончил песню до конца. Нет, Позволить обвенить себя в однобоком развитии, и в конец опостылившей костности, окружавшей меня всюду, я немог. Даже ценой хорошего ко мне расположения, такой красавицы.
- Молодец! Здорово поеш! Похвалил меня, довольный Олег. - А из Машины знаеш что-нибудь?
- Да! А тебе что больше нравится? спросил я, размышляя о том, что скорее всего влетит мне дома пополной. На улице к тому времени уже давно стемнело, и отец с матерью, наверное бьют во все колокола, обзванивая моих друзей и однокашников.
- Там много чего интересного! Между тем, задумчиво ответил Олег. - К примеру, флаг над замком, или остров!
Но продолжить концерт нам недали. В прихожей раздались чьи-то голоса, и встрепенувшаяся Ольга, пробормотав, что-то вроде: - Ох! Я совсем забыла! сейчас папа спросит! И необъяснив ничего, коротко попрощавшись со мной, выбежала из комнаты. А я взглянув на настенные часы, висевшие у меня за спиной, ругнулся тихонько.
- Что? Влетит дома? Заметив как я растроился,, спросил Олег.
- Да! Родители меня наверное по всему городу уже ищут! Начало одинадцатого, а обещал быть к ужину!
- Ну это поправимо! Телефон у вас есть наверно! Папа инженер, так что должен быть? И видя мою опечаленную физиономию, похлопал меня поплечу: - Да нерастраивайся ты! Сейчас я все им объясню! Что тебя сбила машина, и что ты лежиш в реанимации!
- Нет! Ты что! Воскликнул я. - У мамы сердце слабое! Я с ней никогда не шучу так!
- Да ладно! Понял, понял! Пойдем, сам все раскажеш! Пока Отец переоденется! Примирительно сказал он, и повел меня в свою комнату.
Здесь, в обклеенной цветными плакатами с изображениями мировых звезд комнате, заставленной различной, невиданной аппаратурой, я при виде всего этого; роскошной электро гитары, пары каких-то заграничных колонок, и стоявшего на высокой стойке синтезатора, Ямаха, чуть-было незабывший вообще, о существовании вселенной за окном, все же дозвонился к родителям. Поднявший трубку отец, долго нехотел ничего слышать, и приказывал немедленно отправляться домой, но когда появившаяся неслышно Ольга, попросила меня дать ей трубочку, услышав что я в гостях у самого Разумовского, мой обалдевший родитель, разрешил мне остаться на ужин, но обязал набрать его, когда буду выходить, дабы он встретил меня. Олег же , попросил отца не волноваться, пообещав, что доставит меня в целости и сохранности вместе с моей драгоценной ношей.
Этот вечер, надолго запомнился мне. Вначале, Олег познакомил меня со своими родителями; высокой, сероглазой шатенкой, в красивом, вечернем платье, придставившейся Натальей Сергеевной, и с крепким, совсем непохожим на дирижора, седовласым дядькой, с карими, выразительными, слегка восточными глазами, и чистым, холеным лицом, благородного князя, или графа, которого звали Артем Игоревич. Они долго распрашивали меня, восхищенно расматривая мой инструмент, откуда, он у меня, и кто его зделал. Затем, попросив что-нибудь наиграть, здержанно похвалили.
Вспомнив предыдущий разговор олега с сестрой, я понял выразительный взгляд, Артема Игоревича, брошенный на Олега, после того, как я вновь, без сучка и задоринки, на твердую пятерку, проиграл свои любимые произведения.
Затем, мы долго ужинали, в роскошной столовой, А когда я, стал прощаться, поняв, что еще чуть-чуть, и мои, еще неложившиеся спать, уверен, родители, которым кстати, завтра, а точнее, уже сегодня, сутра, наработу, непримут мою уважительную причину, а попросту всыплют попятое число, Наталья Сергеевна, мать Олега, и замечательная женщина, предложила мне остаться. - Александр, оставайтесь у нас! Олег постелит вам в гостинной! Сейчас на улицах и днем-то небезопасно, а ночью и подавно!
Однако, я вежливо отказавшись, и поблагодарив их за приятный вечер, незря мать учила сына хорошим манерам, так же вежливо, распрощавшись, с погрустневшей от чего-то Ольгой, отправился домой.
Когда мы с Олегом, спустившись на лифте, вышли под ночное, усыпанное, яркими звездами небо, на сердце у меня, стало как-то неспокойно. Поэтому, обернувшись, я как мог сухо, нетерпящим возражения тоном произнес: - Послушай, Олег! Я конечно благодарен тебе, и все такое, только знаешь, провожать меня ненужно! Тут близко совсем, я и сам дойду! Спасибо еще раз, за все!
И не ожидая ответа, повернувшись, пошагал втемноту.
Я прекрасно помнил, что за Хомо-бандитус , водились в нашем дворе. И что одному, у меня больше шансов, проскочить незамеченным, чем с этим, безусловно хорошим парнем, который, с одним-двумя может бы и справился, но с той толпой, что как всегда тусила вблизи нашего дома, ему врядли совладать. Да и новенький, здоровый, крепкий на вид Олег, будет лишь дополнительным стимулом для их больной фантазии. Что взять с этого малого, инженерского сынка, били его уже нераз, и хотя он-было и давал здачи, кому-то из них, однако, надоело. А вот с кем-то новеньким, забредшим случайно, или по делу, в этот рассадник зла, они здорово повеселятся. Так размышляя, я незаметил, как оказался у нашей, ближайшей остановки, и еще отсюда, услышал громкую музыку, и пьяные выкрики, доносившиеся содвора. Время было уже третий час ночи, но этим разгильдяям, казалось абсолютно до фонаря, что вокруг спят люди, и что весь этот шум и гам, который они здесь устроили, в любой из трех пятиэтажек нашего двора, стоящих буквой П, слышался так, буд-то все происходит, не за окном, на улице, а в комнате.