Передвинув свой стол, к окну, и усевшись в кресло, так что бы видеть раскинувшийся внизу парк, я принялся завтракать.
Жизнь была прекрасна, и мои вчерашние размышления казались теперь чем-то пустым и ненужным.
А за окном вставало солнце. Его чуть зеленоватые лучи, играли в кронах мириадами искр, отражаясь в каплях оставшихся после утренней оросительной программы. Кстати, я однажды, выйдя слишком рано на улицу, в те дни я вообще почти не спал, и пройдя каких-то сто метров по аалее, ощутил как по листьям забарабанил искуственный дождик. Тысячи форсунок, расположенных на столбых освещения, и скрытых, в кронах деревьев, вдруг, с громким шипением, извергли фонтаны прохладной, кристально чистой воды. Принося с собой, свежесть и ощущение какой-то новизны. Я тогда не вернулся к себе, а так и бродил, в промокшей на сквозь одежде, по пустынным аллеям и площадям, и впервые смог насладится этим великолепным зрелищем. Неизвесное светило, которое мы не особо размышляя и не сговариваясь, называли солнцем, всходило медленно и величественно. Родившись где-то далеко за деревьями, первый пронзительно яркий луч, прострелив парк насквозь, взрывался миллиардами брызг, сияя в крошечных бриллиантах, запутавшихся в листве. А затем, один за другим, загорались остальные деревья, кусты, трава и конечно же великолепные, сказочные цветы, сверкая так, что приходилось жмуриться. Красота была неимоверная, и я пообещал себе, что буду всегда вставать рано утром, и постараюсь обязательно вытащить Шерри в парк, дабы и она хоть раз увидела это феиричное зрелище.
В основном, в массе своей, жители дома, просыпались очень поздно. Все здесь любили сладко поспать. Так что в пять утра, я еще ни разу ни кого не встретил, будь то на улице, или в пустых и гулких коридорах дома.
Так сидя за завтраком, и наслаждаясь чудесным видом из окна, я вспомнив вчерашний вечер, попытался вернутся к размышлениям над смыслом бытия, но голова с утра была какой-то легкой и пустой, так что все подобные мысли пролетали насквозь, неоставляя и следа.
И так, чем же сегодня я планирую заняться? Кстати, выходной здесь так и называли, выходной, а остальные дни недели, звали по старому, понедельник, вторник и тд. От чего то, жители дома, боялись произносить в слух слово Воскресенье. Это было негласным табу, так что я упомянув по незнанию несколько раз в беседе, старое название седьмого дня недели, заработал пару очень красноречивых взглядов, и еще долго пребывал в недоумении,пока Шерри, милы друг, не разъяснила мне все.
Что ж, в каждой точке, свои заморочки. И не стоит в чужой монастырь со своей конституцией...
Да и поправде, это была далеко не самоя большая странность здесь в доме, так что привыкнуть было не сложно.
Закончив свой роскошный, по старым меркам завтрак,и пребрав за собой, я вновь уселся в кресло у окна, с чашечкой ароматного кофе, и решив минут ..дцать, побездельничать, стал смотреть вниз. Там, на свеже вымытых аллеях, начали появляться первые граждане дома, и вялые, буд-то еще не совсем проснулись брели по каким-то им одним ведомым делам.
В дали, в ярких лучах, поблескивали серебром, ажурные конструкции площади атракционов, там сейчас врядли кто веселиться, больно рано еще. А слева виднелся краешек синего глаза, окаймленного белым пляжем озера. Там за деревьями, прятались искуственные скалы и та самае, вырезаная в граните лестница.
Что же произошло вчера там на этих ступенях? Что же я увидел в странно расширенных зрачках моей Шерри? Что за картинки промелькнули перед моим взором? В них я видел себя стоящим на вершине огромной горы, откуда открывался целый мир, зеленый и простирающийся куда-то в бесконечность. Рядом со мной стоял еще кто-то, но их лиц я несмог разглядеть. Дул сильный, холодный ветер, несущий странные, незнакомые запахи, чужой земли.
- Тебе будет очень не просто, Алекс! Но ты сможеш все выдержать! Тихо прошептала мне Шерри. И больше не стесняясь меня, поднялась, и игриво потянувшись, как пантера, с разбегу плюхнулась в воду, обдав меня, еще плохо соображающего, целым фонтаном брызг.
Шерри! Милая Шерри! Хорошая девчонка! И прекрасный друг! Что же мне так сложно представить ее себе, той единственной, той неповторимой!
Нет. Если быть откровенным, она мне очень нравится, и красива, и умна, тут за ней многие ухлестывают, но все же, до сих пор из глубины моей памяти, глядели на меня серые, милые Катькины глаза, и простреливал насквозь, какой-то совершенно неземной, удивительный, и завораживающий взгляд Милены.
Со времени, когда я более, или менее пришел в себя, не проходило ночи, что бы мне не снился этот взгляд. Вот и сегодня, проснувшись, я отчетливо помнил свой последний предутренний сон. Я вновь летел сквозь звезды, снова осторожно сжимая в руке, маленькую, нежную ладошку Милены, и сердце радостно билось, так словно все это было наяву.
И хотя воспринимал я подобные картинки, уже не столь эмоционально, как вначале, все же в груди щемило, и хотелось вновь и вновь куда-то мчаться, кого-то искать, торопиться. Я не знал что со мной происходило ,совсем недавно, трудно объяснить, однако, чуть не каждый день, я приходил в тот зеркальный зал, где впервые встретил это чудесное создание. Поначалу я просто тихо стоял, глядя в сотни своих отражений, и размышляя о том не привиделось ли мне все это. Не был ли это один большой глюк, сгенерированный какой-то адской машиной этого пирамидообразного мастадонта. Но все же что-то мне подсказывало, Милена существует на самом деле, иначе зачем столько всего? И наш с ней полет, и короткий вечер, в ее модуле, весь тот рассказ, странный и фантастичный? Нет, просто так, Приторий бы не баловался, не в его это стиле.
И тогда я стал звать ее. Вначале тихонько, словно опасаясь быть застигнутым за каким-то постыдным делом, но после, все громче и громче.
Милена-а-а! Милена-а-а-а! Ты где? Выйди пожалуйста!
Но все было тщетно.
Напрасно я стоял тут, ожидая чуда, и в надежде увидеть еще раз эту девушку, глупо драл глотку.
Уверен, если бы Милена могла, или хотела, обязательно вышла бы к бедному новорожденному Алексу, который ни как не может забыть ее.
И вот уже реже и реже, я потдавался этим порывам, мчатся куда-то сломя голову, спешить, звать, и все реже и реже, вспоминал я нашу последнюю встречу, странную и непонятную. До сих пор я так и не опредилился, где там была ложь, а где правда. Где Милена включала свой генератор грез, а где она была настоящей. Те события, по началу утонули, в хаосе прорвавшихся воспоминаний, но постепенно все стало на свои места, и эта встреча с прекрасной Миленой, выплыла от куда-то из глубины, словно некая величайшая драгоценность, которую невозможно было принебрегши, оставить пылиться где-то в запасниках памяти.
тогда пораженный до глубины души, я с трудом мог осознать происходящее, но спустя какое-то время, я стал видеть кое-что более отчетливо, и какие-то слова и взгляды Милены, воспринимались теперь, совсем в ином свете.
13
Я хорошо помню, что-тогда, в один миг мы каким-то непостижимым образом, очутились в большом, уютном зале, со множеством зеркал в огромных деревянных, резных рамах, с камином в котором так же как и в моей гостинной, ярко пылали искуственные, как мне показалось вначале, дрова. Стены и потолок здесь были отделанны деревянными панелями, пол устилал огромный серо-зеленый ковер, в котором ноги утопали по щиколотку, а в центре этого зала, стоял прекрасно серыированный стол, со всевозможными знакомыми и не очень блюдами. Милена не отпуская моей руки, выхватила из камина горящую щепку, и зажгла ею пару здоровенных, красивых свечей, что стояли на столе. Затем усадив меня в одно из кресел, села напротив, разглядывая меня в их колеблющемся, мягком свете, при этом у нее был такой восторженно, удивленный взгляд, что я невольно засмущался.
- Если хочеш можеш снять пока мнемо транслятор, он сейчас не нужен! предложила она чуть помедлив.
- А как я буду видеть тебя? растерянно пробормотал я ощупывая голову. тот самый невесомый шлем оказывается все это время был на мне.
- А как ты видел меня до этого? Разве он был тебе нужен тогда?
Я повинуясь акуратно стянул этот несомненно, чудесный прибор со своей головы, ожидая что вот-вот все окружающее вдруг растворится и исчезнет, но ничего не произошло, Милена попрежнему сидела напротив, задумчиво перебирая в пальчиках, свой серебристый обруч. Попрежнему потрескивали дрова в камине, и я наконец в обалдении вдруг понял что это не имитация, а самый настоящий камин, с настоящим огнем и настоящими дровами. На столе по прежнему манили своим дурманящим запахом, великолепные блюда, от вида которых я невольно сглотнув, неожиданно почувствовал, что ужасно хочу есть. И словно заметив это, моя сопровождающая, предложила: