— Прекрати преследовать меня, — бубню я себе под нос, оказываясь уже за пределами деревни.
— Я не могу. Со мной ты в безопасности, — фыркает Томáс у меня за спиной.
Я злюсь ещё сильнее и ускоряю свои шаги. Мне идти прилично, я больше не обладаю силой, поэтому не могу передвигаться с большей скоростью, которая могла бы помочь мне сбежать от Томáса и оказаться в замке. Я планирую оказаться там, но, скорее всего, только под утро, а потом просто забыть о Томáсе и перестать о нём волноваться. Он просто идиот, надо с этим смириться.
— Я жалею, что дала тебе наши координаты. Ты идиот, — повторяю свои мысли. — Тебе безразлично всё, что не входит в перечень твоих правил. И меня раздражает твоя самоуверенность. Это твоя чёртова сущность. Вампиры те ещё самовлюблённые мудаки, уж я-то знаю. Я всю жизнь за вами наблюдаю. Но упрямство не приводит ни к чему хорошему, об этом я тоже знаю не понаслышке.
— Это не упрямство, а факты. Я неуязвим, Флорина. Ты же слабее в меня в уйму раз, и мы договорились, что я не появлюсь в замке, пока не буду тебе нужен.
— Ты и не сможешь там появиться, потому что я запрещаю тебе, это раз. Два, ты не пройдёшь через множество разъярённых вампиров, если случится нападение на нас. А их куча, я это задницей чувствую. Ты был прав, они хорошо подготовились. Вероятно, их численность превышает нашу, и кто-то из моего клана предал нас. Я не удивлюсь, если это так. Меня не особо любят. Да, может быть, я и была самой сильной, но являлась тринадцатым ребёнком в семье. Самый слабый и проклятый ребёнок. Моя мама должна была родить ещё одного ребёнка, чтобы он мог защитить меня. Но она этого не сделала, вовремя появились варианты избежать зачатия. Мне не повезло. Хреново быть тринадцатым ребёнком. До сих пор все считают меня именно неразумной девчонкой, какой я и была. Так что думаю, что я снова увижу предательство. Ничего с этим не поделаешь, каждый защищает свою задницу, а мне нужно защищать все эти задницы, и не важно, кто из них предатель, а кто верен мне. Это нечестно. Мне это всё на хрен не сдалось!
Злобно пинаю кусок дерева, продолжая идти.
— И ты мне тоже не нужен. Жила же как-то без твоей защиты, легко проживу и дальше. Ты просто моя очередная чёртова ошибка в жизни.
— Не говори так, — подаёт голос Томáс.
— Хочу и буду говорить. Ты меня не заткнёшь.
— Я и не собирался, но твои слова и оскорбления причиняют мне боль.
— Мне плевать. И я рада, что тебе больно. Рада, понял? — фыркнув, бросаю на него яростный взгляд.
— С любимыми так не поступают.
— А кто сказал, что я люблю тебя? Ты сам себе это придумал? Нет, Томáс, я не люблю тебя. Ты просто был моим любовником, а их у меня была куча. Миллион мужчин, если не больше. Ещё больше. И я легко забывала о них.
— Теперь ты меня злишь. Мне неприятно это слышать.
— Бедненький, пожалела бы, да лень. Ты заслужил.
— Ты не можешь говорить гадости, когда чувствуешь себя бессильной перед обстоятельствами. Это неправильно, Флорина.
— А что правильно? Давай, пастор, расскажи мне, что правильно в этом мире? Вряд ли ты сможешь. Здесь всё неправильно. Я тоже поступила неправильно, раз побеспокоилась о тебе, а тебе плевать на себя. Окей, мне тоже плевать на тебя.
— Я неуязвим, повторяю тебе ещё раз. Что мне сделать, чтобы ты поняла это? Я уже и так прострелил себе мозг и выжил.
— Думаешь, ты неуязвим? — останавливаясь, спрашиваю его.
— Думаю, — кивает он.
— Я долго размышляла, почему же враги просто не бросили убитых в церкви, а устроили из них пиршество. Они разрубили их на мелкие кусочки и поедали их. Обгладывали их кости. И до меня дошло, что, вероятно, они опасались того, что моя семья выживет. Они соберут себя, как делаешь это ты. Ведь мой отец — первый вампир в нашем клане. Мама вторая. Они могли обладать такой же силой, как и ты. Поэтому их и сожрали, чтобы они наверняка не выжили. Мало того, когда мы питаемся вампирской кровью, то перенимаем их силы и увеличиваем свою. Ну что, ты до сих пор думаешь, что ты неуязвим? А если я скажу тебе, что враги могут и тебя порубить на кусочки, сожрать и оставить только кости? До сих пор уверен в своих силах? — спрашиваю, вопросительно выгибая бровь.
По лицу Томáса пробегает тень сомнения. Наконец-то, до него дошло.