Рома приковывают наручниками к выступу и фиксируют его голову, обнажая шею. Все отходят.
— Да пусть начнётся шоу! — смеётся Соломон.
В зале раздаётся гул. Слышу, как мне желают смерти, как меня подначивают сдаться, но я уже начала бежать. Со страхом смотрю на лезвие, всё ещё находящееся наверху сооружения. Затем перевожу взгляд на Рома. Он внимательно смотрит на меня, а я на него.
— Прости меня, — шепчу я. — Прости.
— Ты Монтеану, моя девочка. Монтеану никогда не сдаются. Они умирают победителями в любом случае, потому что они боролись. Боролись до конца, — сипло отзывается он.
— Как это мило. Правда же, пёсик, твой папочка не винит твою принцессу в своей грозящей смерти, — смеётся Наима у меня за спиной.
Бегу, крепко сжимая кулаки. Бегу, слыша оскорбления снова и снова. Бегу, глядя в глаза Рома. Бегу, игнорируя издевательства со стороны Томаса, Соломона и Наимы. Я бегу. Пот стекает по моему лбу. Моё тело начинает дрожать от слабости, и лезвие опускается ниже, когда я немного сбавляю скорость. Кто-то охает, а кто-то смеётся. Мои лёгкие начинают гореть, а в боку колет. Мои колени дрожат. Пятки ударяются по дорожке, с каждым шагом превращающейся в мокрый каток от моего пота. Я бегу. Я снова наращиваю темп, и лезвие поднимается. Рома смотрит мне в глаза. Он поддерживает меня, и я стараюсь. Клянусь, что стараюсь изо всех сил. Я стараюсь.
Где ты? Прошу, появись. Ты мне нужна. Моя сущность. Ты мне нужна. Мне уже дурно. Прошу тебя… умоляю… я никогда тебя не предам. Я приму тебя. Вернись… помоги мне. Спаси Рома. Прошу…
Но ничего. Моё тело слабеет. Кажется, я бегу целую вечность. В моих висках бешено пульсирует кровь. Мои ноги заплетаются, и лезвие резко падает вниз, но я успеваю разогнаться снова. В горле всё сушит, не могу сглотнуть, словно я высыхаю.
— Я не могу, — шепчу я.
— Ничего, Флорина. Остановись. Мне не страшно. Я передам твоим родителям, какой храброй девочкой ты выросла. Я расскажу им о тебе, — мягко отвечает Рома.
Нет!
Я собираю по крупицам оставшиеся силы, а их катастрофически мало. Я бегу. Бегу… моя скорость снижается, и лезвие медленно опускается. Оно зависает в полуметре от шеи Рома. Он не выживет. Он не сможет регенерировать. Он слабее Томаса. Сейчас он даже слабее остальных вампиров. Я должна его спасти. Должна. Но это безвыигрышная ситуация. Я слабею. Мои ноги подкашиваются, но я бегу. По мне течёт пот, и я стираю его с глаз. Или это слёзы. Я не знаю. Моё зрение размывается, и остаются лишь поддерживающие меня глаза дяди.
Мне нечем дышать. Кажется, что мои лёгкие стали острыми шипами внутри меня. Мои мышцы ноют, а всё тело трясёт от усилий. Бежать… должна бежать…
Где ты? Прошу тебя! Приди! ТЫ МНЕ НУЖНА! Пожалуйста… прошу… я умоляю тебя. Я сделаю что угодно, только приди ко мне. Вернись. Дай мне спасти своего дядю.
И пока мои силы оставляют меня. Я вспоминаю Рома в разные периоды своей жизни. Я видела его разного. Но зачастую слышала его смех и слова поддержки. Он один из немногих, кто не видел во мне злосчастного тринадцатого ребёнка. Он был мне, как отец… отец, который гордился мной, убеждая меня, что я хорошая дочь. Рома был именно тем, кто держал меня за руку, когда я потеряла всю семью. Он никогда не сомневался во мне. Он заменил мне отца.
Мои ноги едва передвигаются, я стараюсь заставить их бежать, но они словно отказывают мне. Они подкашиваются, но я выпрямляюсь. Меня несёт в сторону, но я выпрямляюсь. Мой пульс зашкаливает, сердце ужасно болит, я задыхаюсь, но стараюсь…
Вернись, твою мать! Вернись! Он мой отец! Вернись!
— Рома, — хриплю я, делая рывок из последних сил, и бегу. Я бегу, пытаясь спасти своего отца. Он был мне отцом, чёрт возьми! А я была дурой. Я столько лет не замечала, что Рома стал мне ближе, чем мой кровный отец. Я такая глупая…
Нет…
Мои ноги соскальзывают, и я лечу назад, пытаясь схватиться за дорожку. Я вижу, как лезвие резко опускается. Бьюсь всем телом о пол, и раздаётся характерный хруст со стороны гильотины. Охи и крики, аплодисменты и смех. Издевательства и комментарии Соломона и хохот Наимы. Всё это мешается, когда я поднимаю взгляд и вижу голову Рома, лежащую на полу. Кровь растекается вокруг него.
— Рома… Рома, — хрипя, я ползу к нему. Я спасу. Я смогу. Я дам ему свою кровь. Я спасу его. — Рома… папа…
Мёртвый взгляд, остекленевших добрых глаз уничтожает внутри меня ещё одну часть моего сердца. Я карабкаюсь по полу, потому что ноги мне отказали в движении. Я беззвучно плачу, а вокруг все улюлюкают, наблюдая за моим горем.
— Папа, — шепчу, хватаясь снова за пол, и не могу больше. Не могу. Я тянусь рукой к Рома. Я пытаюсь… я стараюсь.