Рву свою кожу. Плачу от боли и рву её. Меня начинает трясти от этой боли, которая заполоняет всё моё тело, вытесняя даже душевные терзания. Корябаю и деру свои вены. Ещё… ещё немного…
Моё тело трясёт всё сильнее, и я падаю на пол темницы. Зубы стучат, но я сцепляю их и резко дёргаю рукой, вырывая кусок изнутри себя. Слабый вздох чудовищной боли срывается с моих губ. Рука пульсирует, а меня знобит. Я выгибаюсь и не позволяю себе орать, а мне хочется. Хочется орать от боли. Я выгибаюсь снова и снова, словно ползая на спине по полу темницы, и падаю, покрываясь ледяным потом. Стук моих зубов друг о друга становится очень громким, просто оглушающим.
Только бы не добрались… прости, Стан. Прости, оттого что оставляю тебя. Но так лучше. Так для всех будет лучше. И пусть я не умру, но оттяну твою казнь. Я просто сдамся. Сдамся, потому что не представляю свою жизнь без тебя. Ты мой друг. Лучший друг. Ты моя семья, Стан. Рома я уже потеряла, но тебя не потеряю… прости… жаль, что ты не можешь меня слышать. Мне так жаль…
Перед моими глазами всё темнеет, и я проваливаюсь во мрак. И в этот раз я надеюсь, что больше не увижу этот мир.
Увы, моя задумка удалась не на все сто процентов. Умереть я так и не смогла.
В момент, когда я просыпаюсь, мой взгляд расфокусированный. Вокруг меня мягкий приглушённый свет. На секунду мне кажется, что я просто спала, и всё это было моим дурным сном, не более того. Но боль в моей груди тоже просыпается, напоминая мне, что всё было реальным. Самое странное, что я чувствую что-то мягкое под собой, как будто матрас или кровать. Но что-то… знакомое. Аромат… аромат, от которого я задыхаюсь и умираю снова, проваливаясь в темноту.
Второй раз я оказываюсь в сырой темнице, прикованной к стене. Мои руки и ноги раскинуты в стороны, и я не могу даже шелохнуться. Вонь снова оказывается такой же приторно мучительной, как и факт моей жизни.
Не получилось.
Я ещё слаба. Не знаю, как и когда они обнаружили меня. Стан ещё жив, это я знаю. Сейчас я чувствую лишь боль от утраты шестерых вампиров и испытываю огромное разочарование в себе.
— Это был неплохой ход, Флорина, но неудачный. Теперь ты точно не навредишь себе, — сквозь вату боли и отчаяния голос Соломона кажется абсолютно тошнотворным.
Внезапно в темнице загорается свеча, свет от которой освещает лицо Соломона. Он ставит её на пол напротив меня к другой стене. Затем он что-то достаёт из грязного, холщового пакета, и я задыхаюсь от боли.
Рома. Голова Рома.
Соломон, смеясь, располагает её напротив меня, затем головы ещё пятерых вампиров. Я жмурюсь, не позволяя себе показать свою реакцию. Нельзя… боже, это жестоко. Это чертовски жестоко.
— Вот теперь всё на своих местах. Пусть они присмотрят за тобой, Флорина. Скоро встретимся, — Соломон треплет меня по щеке, но я дёргаю головой.
— Мразь, — шиплю я. — Молись, чтобы у меня не появились силы, Соломон. Молись. Я приду за тобой.
— Ага, боюсь-боюсь, — хохоча, он выходит из темницы.
Мой взгляд падает на головы всех, кого я убила. Я знаю, что сами тела они бросили в толпу, и их разорвали. Я видела это. Я слышала это…
— Рома, — шепчу я. — Прости… прости меня. Я надеюсь, что сейчас ты находишься в лучшем мире. Прошу, забери меня или дай мне снова силы. Прошу. Я должна спасти Стана. Должна помочь ему, но ничего не могу. Я такая дура, Рома. Такая дура… прости меня. Такая дура… помнишь… помнишь, когда мы впервые поехали на Аляску? Помнишь, как мы с тобой стояли рядом, наслаждаясь холодом океана, и ты сказал мне, что холод не так страшен, пока твоё сердце бьётся. Холод страшен, когда ты мёртв, потому что ты ничего больше не чувствуешь. Чувства — это то, что помогает нам жить. Чувства это хорошо. И тогда я посмеялась над тобой, назвав тебя сентиментальным стариком, а ты потрепал меня по щеке и ответил, что ты мой сентиментальный старик, только мой. А помнишь… помнишь, как я заснула в конюшне? Я была маленькой. Вы только приехали, и я сбежала в конюшню, потому что меня все дразнили и оскорбляли. А ты нашёл меня. Ты лёг рядом со мной на сено и рассказывал мне сказки. Сказки про девочку, которая спасла этот мир. Потом ты… ты… взял меня на руки и пообещал, что никогда не бросишь меня. Никогда. И ты не бросал. Рома… папа… мне больно. Я боюсь, Рома. Я боюсь…
Моя голова падает, а горькие слёзы стекают по щекам.
Нельзя плакать. Нельзя. Я должна быть сильной, ради Стана. Хотя бы ради него. Он меня ненавидит, я знаю. Я убила его отца. Но я… должна.
Вскидываю голову и шмыгаю носом. Они думают, что кандалы меня остановят от самоубийства? Нет.
— Не волнуйся, Рома, я больше не подведу тебя, — шепчу и делаю решительный вздох.