Предыдущие циклы кредитования и дефолтов в Латинской Америке восходят как минимум к 1820-м годам. Во время Великой депрессии все латиноамериканские страны, кроме Аргентины, объявили дефолт по внешним долгам. Банкиры строго отчитали эти страны за то, что они навсегда лишатся возможности кредитоваться в будущем. Однако молодые банкиры с шикарных лондонских вечеринок, выдававшие огромные кредиты тем же странам, благополучно забыли об этой истории. Как члены почтенного старого банка, люди из Morgan должны были иметь лучшую память, и в какой-то степени они так и сделали. "Мы с Лью Престоном проводили много времени, рассуждая о параллелях", - вспоминает А. Брюс Брекенридж, старший кредитный специалист в конце 1970-х годов. "Мы ссылались на кредиты, которые англичане предоставили нашим железным дорогам. Деньги, которые J. P. Morgan и Peabody привлекли для строительства Америки, - это были те самые займы, которые мы предоставили для строительства плотины Итайпу в Бразилии. Здесь есть очень четкая аналогия". Увы, это была неправильная аналогия, пропустившая все катастрофические латиноамериканские прецеденты. Не учитывался и тот факт, что многие американские государственные и железнодорожные займы в XIX веке оказались невозвратными - история, которая преследовала Джорджа Пибоди и впоследствии сделала "печать Моргана" столь священной для европейских кредиторов.
В предыдущих поколениях Ротшильды, Баринги и Морганы предоставляли латиноамериканские займы через крупные выпуски облигаций, которые распределяли риск между тысячами мелких инвесторов. (Примерно полмиллиона американцев оказались в 1930-х годах заложниками практически ничего не стоящих иностранных облигаций). Современные латиноамериканские займы, напротив, принимали форму банковского долга, концентрируя риск в банковской системе. Крупные синдикаты, такие как Morgan Guaranty и Citibank, объединяли до двухсот банков для получения кредита. Если это и распределяло риски, то, возможно, создавало иллюзорное ощущение безопасности в цифрах.
Почему банки не продавали латиноамериканские облигации? "Потому что вы не смогли бы продать облигации", - пояснил Брекенридж. Это должно было послужить сигналом о высоком риске". Поскольку лишь немногие развивающиеся страны имели право продавать облигации, Morgan Stanley и другие инвестиционные банки оказались в основном избавлены от долгового кризиса в Латинской Америке. (Будучи одновременно коммерческим и инвестиционным банком по американским понятиям, Morgan Grenfell участвовал в некоторых экспортных кредитах и синдицированных займах в Бразилии и других странах). Поэтому банки ринулись туда, где инвесторы боялись ступать. Это избавило "маленьких людей" от кровопролития предыдущего долгового кризиса, но в то же время создало возможность серьезных сбоев в мировой финансовой системе.
Поскольку долговой кризис в Латинской Америке возник в результате рециркуляции арабских нефтедолларовых депозитов, банки впоследствии будут ссылаться на официальное одобрение такого кредитования. Действительно, Вашингтон и другие западные правительства безропотно переложили ответственность за проблему на частные банки. Но, как показал опыт германских репараций и военных долгов союзников в 1920-х годах, даже явное официальное одобрение кредитов не гарантировало государственной поддержки в случае возникновения проблем. Всегда будет существовать народный цинизм в отношении расточительных иностранных должников - не говоря уже о предположении о жадности банкиров, - который будет мешать правительствам в решении проблемы. Как ни странно, шантаж нефтедолларами, которого так боялся сенатор Черч, не был реальной проблемой. Храня нефтедоллары и предоставляя их Латинской Америке, банки нанесли ущерб себе и мировой экономике.
Morgan Guaranty был хорошим индикатором изменения отношения американцев к кредитованию стран Латинской Америки. В 1920-х годах банк с гордостью хвастался количеством южноамериканских правительств, которым он отказал. В 1940-х годах Том Ламонт был возмущен, когда Франклин Рузвельт выступил за послевоенное кредитование Бразилии, а Рассел Леффингвелл призывал президента Всемирного банка Джона Макклоя не кредитовать этот регион. В 1950-е годы европоцентричные Morgans ограничивали зарубежное кредитование Англией и Францией. Но когда в эпоху казино основной кредитный бизнес был сведен на нет, в 1970-1980-х гг. он неожиданно превратился в "банк MBA", названный так по первым инициалам трех крупнейших латиноамериканских должников: он предоставил Мексике 1,2 млрд. долларов, Бразилии - 1,8 млрд. долларов, Аргентине - 750 млн. долларов. То, что самый консервативный банк Уолл-стрит имел крупнейший иностранный пакет акций в Бразилии, свидетельствовало о его зависимости от все более рискованных кредитов в плане прибыльности.