Сорокалетний Пибоди, хотя и был горячим патриотом, отождествлял себя с британскими кредиторами. Когда другие члены комиссии от Мэриленда в отчаянии вернулись домой, Пибоди устроил блестящий обед для дюжины банкиров , чтобы убедить их в том, что американцы не все сплошь деревенские мошенники. Он утверждал, что только новые займы могут гарантировать возврат старых - удобная фраза, которую повторили многие будущие штаты-должники. Банкиры, не прекращая кредитования Мэриленда, выделили ему еще 8 млн. долл. Как сказал о Пибоди его друг, английский политический деятель Джордж Оуэн, "он одолжил деньги на лицо". Чтобы смягчить предубеждение англичан против "продажных" американцев, он смело отказался от своих комиссионных в размере 60 тыс. долл.
Пибоди, хороший собеседник, не отличался привлекательностью. Ростом выше шести футов, со светло-голубыми глазами и темно-каштановыми волосами, он имел обрюзгшее лицо с впалым подбородком, курносым носом, боковыми усами и тяжелым взглядом. То, что этот скромный человек основал Дом Морганов, ставший впоследствии "белым перстнем" с партнерами из высшего общества, известными своей привлекательной внешностью и стильной одеждой, - ирония судьбы. Он носил на себе шрамы ранней бедности, быстро чувствовал обиды и воспринимал врагов. Как и многие другие люди, преодолевшие трудности грубой силой, он был горд, но неуверен в себе, постоянно воевал с миром и считал свои обиды.
Он родился в городе Дэнверс, штат Массачусетс, и получил всего несколько лет школьного образования. Когда он был подростком, его отец умер, и Пибоди работал в лавке своего брата, чтобы прокормить овдовевшую мать и шестерых братьев и сестер. Позднее он преуспел в балтиморском бизнесе по продаже сухих товаров вместе с богатым старшим партнером Элишей Риггсом, но его по-прежнему преследовало прошлое. "Я никогда не забывал и никогда не смогу забыть великие лишения моих ранних лет", - говорил он впоследствии. Он копил деньги, непрерывно работал и оставался одиноким.
В 1837 г. Пибоди переехал в Лондон. Через год он открыл торговый дом в Лондоне по адресу Moorgate, 31, оборудовав его прилавком из красного дерева, сейфом и несколькими письменными столами. Он присоединился к группе банкиров, занимавшихся торговлей сухими товарами, а также финансированием этой торговли, поэтому их бизнес стал называться торговым банком. Они разработали форму оптового банковского обслуживания, далекую от прозаического мира банковских книг, кассовых окошек и расчетных счетов. Их специализацией были "высокие финансы" - обслуживание только правительств, крупных компаний и богатых частных лиц. Они финансировали зарубежную торговлю, выпускали акции и облигации, торговали товарами. Обычные люди могли вести дела с Джорджем Пибоди не чаще, чем сегодня они могут разместить депозит в Morgan Guaranty, Morgan Grenfell или Morgan Stanley.
Устроившись в Лондоне, Пибоди установил американский флаг на чужой территории. Соединенные Штаты полагались на британский капитал в финансировании развития и часто возмущались тем, что их экономическая судьба решается за рубежом. Как сказал один конгрессмен в 1833 г., "барометр американского денежного рынка висит на бирже в Лондоне". Пибоди, надеясь воспользоваться этим трансатлантическим денежным потоком, стал ведущим дилером американских государственных облигаций в Лондоне, изменив тем самым современную тенденцию, когда лондонские банки направляли своих представителей в Америку. Дом Баринга, который финансировал покупку Луизианы и всегда имел в своем совете директоров американца, нанял Томаса Уорда в качестве своего американского агента, а Ротшильды, которые неоднозначно относились к Америке, направили в Нью-Йорк Августа Бельмонта-старшего.
Вместо того чтобы слиться с британской средой, Пибоди умело демонстрировал свой американизм, обвешивая себя флагом и рекламируя американские товары. Он заявил, что "Джордж Пибоди и компания" будет "американским домом", и что он хочет придать ему "американскую атмосферу, обставить его американскими журналами, сделать его центром американских новостей и приятным местом для моих американских друзей, приезжающих в Лондон". Однако среди патриотической гордости скрывался колониальный менталитет, возможно, чувство собственной неполноценности, постоянная потребность произвести впечатление на англичан. Он надеялся опровергнуть то, что "почти стало бахвальством среди англичан: "Ни один американский дом в Лондоне не может долго сохранять свою репутацию"".