Если я не пополняла коллекцию, найти меня можно было в темном домике Джейни. Она рассказывала мне истории о нежити, призрачных собаках и путниках, пропавших на болотах; о луне, которую поймали дикие твари, и о девочке, перехитрившей призрака. Она рассказала мне, как называются все птицы в саду – и те, которые прилетали на болота в разное время года, и еще те, которых они с Роджерсом называли по-своему, не как в моем определителе птиц Британии: знобуши и бугайки, юрки и шестерки, мельнички и шаглы, ремезы и пугачи. Мы пили чай, который она заваривала из трав, росших у нее в саду, и ели пироги на меду, собранном ее пчелами.
Если бы все не изменилось, я бы, возможно, по-прежнему была там, где мне самое место, – под огромным открытым небом, а не под замком, как животное в клетке.
9
Днем, когда все по-настоящему началось, стала пятница после моего дня рождения, когда я все еще верила, что величайшая драма моей жизни – исчезновение матери. В тот день отец отвел меня в Старую Усадьбу.
Фейрбразер уже не первый месяц не унималась по поводу прибытия. Должна была приехать новая семья, и я обдумывала, какие приключения ждут меня с тамошними детьми. С детьми, которые станут моими друзьями.
– У них мальчик есть, – как-то подслушала я разговор Фейрбразер с Роджерсом, пока он раскладывал крысиный яд на пороге кухни. – Высокий, бойкий такой светленький мальчик. Постарше мисс будет. Так мне принца Уэльского напомнил. Красавчик хоть куда.
Даже я знала, кто такой принц Уэльский, все знали. Но он был взрослым, а не мальчиком. Когда я пыталась расспросить отца о новой семье, о том, есть ли там дети, сколько их, сколько им лет, он меня прогонял, говорил, что мы не должны их беспокоить, что нас скоро позовут в гости. Но сначала я увидела мальчика.
Отец ушел из дома вскоре после завтрака. Сказал, что у него встреча в деревне с важными людьми, но не сказал с кем. Это было подозрительно, потому что никаких важных людей в нашей деревне не водилось. Священника он презирал, а врача в Стиффки не было.
Я дожидалась, пока он уйдет, стоя на подъездной дорожке, пока он не скрылся среди мелких завихрений утреннего тумана. Сначала мне пришлось быстро впихнуть Утю в дом, потому что иначе она бросилась бы за мной и могла попасть под машину.
Когда отец ушел, я побежала по Грин-Уэй и увидела, как он перешел Черч-стрит к реке. Он направился прямо к реке, быстрым шагом, а я последовала за ним; вокруг были только поля по одну сторону и деревья, заслонявшие нас от дороги. Я подумала, что он идет в церковь, но вместо этого он свернул на узкую дорожку, ведущую к большому дому. Только Старая Усадьба – это не дом. Она не похожа на Дом на Болотах, с его лестницами, по которым гуляет сквозняк, крошечными окошками, покосившимися стенами, напоминающими борта лодки, и темной спальней, где она меня родила и куда никто не заходит. Это скорее замок. Средневековый сказочный замок.
Старая Усадьба. Название довольно скучное, правда? Но она не скучная, все знают. Там есть башни, и внутренние дворики, и множество окон, и она на самом деле роскошная. Я всегда играла в тамошнем саду. Когда я была маленькая, там жила старая дама, слишком медлительная и дряхлая, чтобы меня прогнать. Она смотрела из верхнего окна, стучала по нему тростью, и я убегала. Потом Усадьба опустела и вместе с болотом стала моей игровой площадкой.
Меня так и тянуло постучать в парадную дверь и спросить, можно ли представиться новой семье. Но я оробела.
Вместо этого я увидела мальчика с кладбища Святого Иоанна Крестителя. На кладбище рядом с одной из разрушенных башен рос старый дуб, на него было легко забраться, и оттуда я могла увидеть восточную сторону двора. Я ждала долго, но не скучала, я привыкла себя занимать. Я захватила с собой кусок пирога со свининой и яблоко из кладовки и перекусывала ими, пока ждала. Рано или поздно он должен был появиться. Надо мной громко запел дрозд, но в остальном было очень тихо. С высоты я видела лиловое марево морской лаванды на болотах за нашим домом. Солнце выжгло весь утренний морской туман, становилось жарко. Я сняла чулки и сунула их в карманы платья. Отец рассердится, если застанет меня в таком виде. Он вечно велел мне прикрыться, не то почернею, как цыганка. Кажется, он не понимал, что, раз у меня не было ни школы, ни гувернантки, ни матери, некому было мне указывать. «Она дикарка», – говорила Фейрбразер, но считала, что в ее обязанности моя дрессировка не входит, а Долли, девушка, которая приходила стирать, была робкой и указывать мне могла не больше, чем огру.