Она чувствовала – что? Ей не то чтобы хотелось чем-то заполнить пустоту, это было слишком просто, но образ этого дома ее не отпускал. Если бы только папа был рядом, чтобы с ним поговорить! Он хотел передать ей фотографию. Наверное, она для него что-то значила, что-то, о чем мать не хотела ей рассказывать. На обратной стороне кто-то написал старомодным почерком: «Дом на Болотах, Стиффки». Дата не указана. На фото был изображен неуклюжий асимметричный дом с крытым крыльцом посередине и щипцом сбоку, к нему шла изгибавшаяся дорожка, по обе стороны стояли темные деревья, передний план терялся в тени. Деревня на северном побережье Норфолка, это Мэлори знала, но больше ничего. Она понятия не имела, какое отношение к дому имеют – если имеют – ее родители. Она думала, они оба из Нориджа. Но их уже не спросишь.
В тумане после похорон она позвонила в агентство, занимавшееся арендой недвижимости. Вероятность того, что дом доступен, казалась ничтожной, но она не оставляла попыток, пока не нашла кого-то, кто сказал: да, он пустует, она может его снять, если ей так хочется. Сказано это было таким тоном, что затея показалась чистым безумием. Поначалу она собиралась просто съездить взглянуть на дом, но мысль начала оформляться и расти, пока не превратилась в ее единственное желание. Они поедут туда на Рождество. Отметят праздник как положено, по-семейному, она и Фрэнни. Ей нужно что-то делать, что-то хорошее. Подальше от грязи и сажи Лондона, от затхлого отравленного воздуха ее неудавшегося брака. Они смогут продышаться, распрямиться, побыть вместе.
Она не хотела, чтобы все вышло вот так.
На колено ей легла рука. Фрэнни. Прижимает к себе собаку. Фрэнни смотрела на мать, разбитую, заплаканную, сломленную, сидевшую посреди деревенской дороги, с такой тревогой, что Мэлори стало смешно.
Никто не умер, – сказала она, и голос у нее в голове прошептал: «Еще как умер». Но она притянула негнущееся тельце Фрэнни к себе и погрузила ее обратно в машину. На бормотание Фрэнни она внимания не обращала. Пока она толкала и выпихивала машину обратно на дорогу, небо сделалось густого цвета фуксии.
– Ты посмотри, какой цвет! – крикнула Мэлори.
Дом был чуть дальше по дороге. Машина свернула в проулок, и слева встали деревья, прямые и темные, как часовые. В ее воображении сквозь эти деревья сочилось солнце и она гуляла под ветвями по ярко-зеленому туннелю. Ближе к концу проулка слева стоял дом, единственный дом. Проулок шел дальше в болота. В голове у Мэлори возник образ дома, излучающего свет, приглашающего ее войти. Она подалась вперед, внезапно отчаянно захотев его увидеть.
3
Вышивка
Cвета не было. Просто виднелось что-то темное. Мэлори охватило резкое сокрушительное чувство, что она совершила ошибку. Множество мелких глаз дома – она насчитала на фасаде по крайней мере восемь окон – были слепы, и в сумраке его сложенное из песчаника и кирпича лицо казалось тусклым и неприветливым. Может, дело во времени суток. Выступающее вперед крытое крыльцо, за которым пряталась входная дверь, зияло темным провалом, как разинутый рот. Мэлори выключила двигатель, и все затопили сумерки. Гдето на другой стороне проулка яростно лаяла собака. Затылок у Мэлори закололо, словно кто-то на нее смотрел, и она обернулась. Ей показалось, что среди деревьев за дорожкой что-то шевельнулось. Схватив шубу, она выскочила из машины, но деревья все скрыли. Она попыталась вспомнить, что сказал агент. Они должны встретиться здесь? Темнело; скоро станет еще холоднее. Надо попасть внутрь. Гдето должен быть ключ.
– Мама? Что ты делаешь?
Фрэнни стояла рядом, держа на руках собаку.
– Мне нужно найти ключ.
– Где море? – заныла Фрэнни. – Ты сказала, он на море.
– Рядом, – ответила она.
Где он может быть? Под ковриком? Коврика не было. Возле двери стоял старый глиняный горшок. Наверное, там. И правда там – под сырым горшком ржавый старый ключ. Она облегченно расслабила плечи. Все будет хорошо.
Дверь была тяжелая, деревянная, с грязным окошечком и потемневшим дверным молотком в форме якоря, тускло поблескивавшим в угасающем свете дня. Длинный ключ немного заело в замке, и на ужасное мгновение Мэлори показалось, что он не повернется. Ее снова затрясло от паники, но она заставила себя выдохнуть. Попыталась еще раз. Ключ повернулся, замок клацнул, и дверь распахнулась. Внутри оказалось ненамного теплее. Повеяло пылью и старостью. Правда, электричество было, слава богу. Мэлори щелкнула выключателем, мигнув, засветились старомодные медные бра, и в их бледном свете стали видны потертый ковер, низкий ряд панелей на стенах и обои в цветочек. На консольном столике темного дерева с резными ножками стоял вертикальный телефон с отдельной трубкой – как из антикварного магазина. По крайней мере, двадцатый век у них наступил. Но дальнейший осмотр показал, что дом застрял за несколько лет до него. Потолки были низкими, с балками; обои, покрытые густым переплетением стеблей с мелкими желтыми цветочками и зелеными листьями, отставали по краям. От стен шел плесневелый запах заброшенности и сырости, и Мэлори задумалась, когда здесь в последний раз открывали окна. Она прошла в кухню в глубине дома. Там обнаружились древние шкафчики, старая газовая плита и потрескавшаяся эмалированная мойка под окном. Пыльное окно выходило в длинный двор, и Мэлори сразу, даже в сумерках, поняла, что там, сразу за низкой стеной в конце, болота. Завтра они туда сходят. Будут гулять по тропинкам вдоль ручьев и смотреть на гладкие головы тюленей.