Марина встретила Костю в поле и, взглянув на его облупленный нос, спросила, что же теперь будет с домом Ручьевых. Сергей занят председательскими делами, он, Костя, с утра до вечера в поле.
– Можешь проверить: на «катере» полный порядок, – ответил Костя.
– Значит, бабка Алена хорошо хозяйничает. Доволен ты ею?
– Какая от нее помощь! – отмахнулся Костя. – Брюзжит да на ревматизм жалуется. Ей на печку пора.
– Где же тогда «порядок»? – Марина недоверчиво покачала головой. – И откуда у тебя прыть такая? Везде поспеваешь…
– Меня хватит!
С этого дня Косте и его приятелям стали начислять в бригаде трудодни.
По утрам ребята приходили на усадьбу второй бригады, получали наряд на работу, брали инвентарь и вместе с колхозниками, важные и довольные, шагали в поле.
Частенько Ручьев и его приятели ходили с Мариной осматривать хлеба, массивы черных паров, семенйики клевера и по дороге расспрашивали бригадира о земле, о семенах, об удобрениях.
– Неужто это вас так занимает? – удивлялась Марина и, как умела, принималась объяснять. Потом спохватывалась: – Потерпите до осени. Откроем в колхозе мичуринскую школу – вот и приходите туда.
– А нас запишут? – допытывался Костя. – Вы занас словечко замолвите?
– Да уж придется, – улыбалась Марина.
По вечерам девчата второй бригады, по обыкновению, возвращались домой с песнями.
Костя отдал своей команде строжайший приказ: петь всем на совесть, голосов не жалеть. Васе Новоселову, первому школьному запевале, это пришлось по душе. Он быстро спелся с девчатами, обучил их новым песням, и в Высокове стали поговаривать,что Марина не иначе как готовит свою бригаду в хоровой колхозный кружок.
Алеша тоже пел е удовольствием, хотя девчата и зажимали порой уши от его пронзительного голоса. Только бедный Паша Кивачев мучительно переживал Костин приказ.
– Опять молчишь? – сердился на него Костя.
– Так у меня голос еще не народился…
– А ты подпевай!
– Песен не знаю…
– Учись! Ты понимаешь, это же тактика… нужно!
– Понимаю, – уныло соглашался Паша.
Как-то раз, когда вторая бригада возвращалась с работы, ее встретили на краю деревни Федор Семенович и Галина Никитична.
Подняв вверх лопаты, Костина компания отсалютовала учителям и с песней прошла дальше.
– А хорошо ребята с колхозниками спелись! – потирая щеку, сказал Федор Семенович. – Ишь, как складно выводят.
– А вы знаете, кто у ребят запевала? – спросила Галина Никитична.
Федор Семенович прислушался к пению:
– Как будто Вася Новоселов. Да, да, он!
– Нет! Главный запевала Костя Ручьев.
– Не спорь, Галина! Я голоса всех ребят отлично знаю..
– Я не о голосах…
Галина Никитична рассказала учителю о споре ребят на «школьной горе», о желании Кости Ручьева работать и учиться в бригаде Марины Балашовой.
– Эге, – усмехнулся Федор Семенович, – школьная-то жизнь тебя уже захватила!
– У меня Костины слова из головы не выходят, – призналась учительница. – И, наверное, не только в Высокове, а в любом селе такие разговоры услышишь. Ребята к жизни тянутся… Может, Костя в чем и неправ, а отмахнуться от его слов нельзя.
Федор Семенович задумался.
Он вернулся из города полный сил и здоровья. Окрепшая рука твердо держала топор, пилу, лопату. Учитель целыми днями бродил около школы, придумывая все новые и новые дела: здесь надо починить садовую скамейку, там выкопать яму или перестлать мостик…
Клавдия Львовна сердилась, требовала, чтобы муж берег оперированную руку, но он был неумолим.
Затем Федор Семенович решил пополнить запасы сена для козы. Жена сказала, что школьники еще летом накосили сена вполне достаточно, но Федор Семенович не послушался и, наточив косу, отправился в лес сенокосничать.
Клавдия Львовна пожаловалась Мите Епифанцеву, и вслед за учителем в лес пришло с десяток юных косарей.
Учитель попытался было прогнать их домой, но Митя твердо заявил, что ребята выполняют просьбу Клавдии Львовны и никуда отсюда не уйдут. За одно утро школьники вместе с учителем накосили на забытых лесных полянах столько травы, что Федору Семеновичу поневоле пришлось прекратить сенокос.
Истосковавшись за лето по школе, по ребятам, по земле, учитель ни минуты не мог сидеть без работы. Он закончил в школе ремонт, хлопотал о дровах на зиму, часто отлучался в колхоз. То бродил с землеустроителем по полям, то заглядывал в кузницу или на стройку электростанции, то до поздней ночи заседал в правлении колхоза.
Обычно утром из дому Федор Семенович выходил в белой полотняной фуражке, в чистой рубахе, а возвращался к вечеру запыленный, в масляных пятнах или в известковых брызгах. Клавдия Львовна с досадой выговаривала мужу, что нельзя же в таком растерзанном виде показываться перед учениками, да и вообще он уже далеко не мальчишка, должен жить степенно, по строгому режиму и беречь свое здоровье.
Звучно фыркая под умывальником и посмеиваясь, Федор Семенович отвечал, что за рабочий костюм ребята его не осудят, а лучшего режима дня ему не пропишет ни один врач.
После долгой разлуки со школой все радовало Федора Семеновича: и плодовый сад, и пришкольный участок, и опытные делянки, и грядки. Учитель часами возился на пасеке, около ульев, осматривал посевы, беседовал со школьниками.
Внешне все выглядело благополучно: сад полон плодов, на грядках вызревают опытные арбузы и дыни, дневники у юннатов в полном порядке.
Но день шел за днем, и Федор Семенович все более настораживался. Целый ряд опытных делянок был запущен. Многие юннаты не показывались на пришкольном участке.
Учитель все чаще и чаще встречал школьников в поле. Они работали в колхозных бригадах наравне со взрослыми, и кое-кто из ребят уже хвалился кругленьким числом заработанных трудодней.
Федор Семенович встревожился и поделился своими сомнениями с Яковом Ефимовичем: не попросить ли им бригадиров, чтобы те не слишком соблазняли школьников трудоднями и не отрывали их от пришкольного участка?
– По-моему, школьников не трудодни манят, – сказал Яков Ефимович, – а дела наши… Значит, у ребят сил много накопилось, тесно им на пришкольном клочке земли… Да и то сказать, не всегда ребята довольны учением в школе. У нас на колхозном поле машинная техника, передовая агрономия, а ребята у вас на грядках с лопатой да цапкой копаются, никаких масштабов не видят. Вот их и тянет на простор…
Федор Семенович не нашел что возразить. Он и сам давно замечал, что школьное обучение отстает от запросов жизни.
Колхозу нужны были грамотные люди, мастера сельского хозяйства, а многие юноши и девушки, закончив десятилетку, спешили уйти в город и больше не возвращались в деревню.
Те же из выпускников, кто оставался работать в колхозе, порой очень слабо разбирались в земледелии, и им приходилось учиться заново у опытных хлеборобов.
«Наук превзошли много, а как хлеб да картошку выращивать, понятия не имеют», – нередко жаловались бригадиры на молодых колхозников.
Яков Ефимович лукаво взглянул на директора школы и усмехнулся:
– А вы слыхали, как на днях ваши десятиклассники оконфузились?
– Что такое? – насторожился Федор Семенович.
– Послал бригадир трех ребят на склад за минеральными удобрениями, а они к привезли вместо калийной соли две тонны суперфосфата. Ну, бригадир их и просмеял: чему, мол, вас только в школе учат?
– Это Марии Антоновны вина, нашей преподавательницы химии, – недовольно заметил Федор Семенович. – Очень уж она колхозных дел сторонится…
Разговор с Яковом Ефимовичем еще больше встревожил директора школы. Он понял, что учителям теперь придется серьезно подумать о том, как обучать ребят.
Встретив как-то раз на улице преподавательницу химии, Федор Семенович не утерпел и рассказал ей, как оконфузились десятиклассники, не сумев отличить калийную соль от суперфосфата.
– Это уж на вашей совести, Мария Антоновна, учтите!