Но больше всего Галину Никитичну удивляло отношение Вити к матери. Он не обижал ее, не ссорился с ней и, как должное, принимал все ее услуги. Он просто не замечал ее.
Обед закончился. Анна Денисовна убрала со стола и, заглянув сыну через плечо, спросила, много ли ему задано уроков.
Витя с недоумением оглянулся на мать:
– Хватает… На сегодня квадратные уравнения по алгебре да еще две теоремы по геометрии. Может, подскажешь?
– Что, мать, села в лужу? – Никита Кузьмич выразительно поднял палец: – Премудрость, наука! Куда нам с тобой в подсказчики, не те головы… Давай-ка лучше не мешать парню. – И он, довольно посмеиваясь, направился в соседнюю комнату.
Следом за ним вышла и жена.
Галина Никитична подсела к брату:
– Почему ты с матерью никогда не поговоришь?
– О чем с ней говорить? – удивился Витя.
– Мать всем интересуется: как учишься, какие новости в школе… Да и сам про ее дела никогда не спросишь.
– Подумаешь, дела у матери! В огородной бригаде работает, картошку выращивает.
– А ты хоть бы раз побывал у нее на огороде! Видел, какие там парники, дождевальная установка?
Витя пожал плечами:
– Зачем мне все это? Я огородником быть не собираюсь.
– Кем ты собираешься быть, мне еще неизвестно. А вот как ты себя дома ведешь – это очевидно. И мне стыдно за тебя!
Витя комично развел руками. Вот беда, когда родная сестра учительница! Вдвойне достается: и в классе и дома…
Потом он придвинул учебник, раскрыл тетрадь и углубился в занятия.
Галина Никитична с досадой отошла от брата. Сколько раз пыталась она поговорить с ним по душам, но Витя обычно отделывался шуточками или отмалчивался. Как же ей справиться с целым классом, если она не может повлиять даже на родного брата!..
Галина Никитична не заметила, как сняла с вешалки пальто, оделась. Хотелось сейчас же пойти к Федору Семеновичу и Клавдии Львовне, поговорить с ними, посоветоваться.
На улице учительница узнала, что директор на реке, у электростанции, и напрямик прошла к Чернушке.
Чуть пониже моста река была перегорожена земляной плотиной. Плотники возводили стропила над новеньким, рубленным из бревен зданием электростанции. У плотины стояла грузовая машина. Володя Аксенов со своей бригадой строителей бережно снимал с нее тяжелые ящики.
Галина Никитична не сразу узнала Федора Семеновича. Одетый в брезентовый дождевик, он вместе со всеми помогал разгружать машину.
Когда последний ящик был спущен на землю. Галина Никитична подошла к учителю:
– Вам и здесь дело нашлось?
– Как же иначе! Вроде свое детище встречаю. Турбину привезли. Электростанцию строим настоящую. Движок скоро в отставку пойдет…
Галина Никитична отвела учителя в сторону:
– А я, Федор Семенович, к вам шла…
– Чувствую. Я и сам собирался к тебе заглянуть. Что там за очередные события в восьмом классе?
– Все в том же духе. Обидели Марию Антоновну. И, конечно, не сознаются, кто виноват. Мне кажется, ребята даже гордятся этим. Вот, мол, мы какие – стена, своих не выдадим! – И учительница неожиданно призналась: – Видно, не способна я быть воспитателем.
– Ну-ну, так уж и не способна?
– В самом деле, Федор Семенович… Я сегодня так разволновалась, что даже с ребятами разговаривать не могла, из класса ушла.
– А это, может, и к лучшему… Ребят не всегда словом тронешь. Нужно, чтобы они иногда почувствовали, что учителю горько и больно за них… – Федор Семенович заглянул учительнице в лицо: – Ты вот с комсомольцами по душам беседовала?
– Собираюсь… Только мало их у меня в классе. Всего пять человек!..
– Это верно, мало еще… Отсюда, может, и все беды. Ты сама-то какой год в комсомоле?
– Одиннадцатый пошел.
– Вспомни-ка эти годы. Кто в первых рядах всегда? Комсомол! Вот с этого и начинай. Заводи друзей в классе, создай опору из комсомольцев.
Сумерки сгущались. Начал накрапывать дождь.
Галина Никитична и Федор Семенович дошли до правления колхоза, и Федор Семенович протянул ей руку.
– А вы разве не домой? – удивилась учительница.
– Нет… Вечером у меня самое горячее время. Сейчас агитаторы собираются.
Попрощавшись с учителем, Галина Никитична направилась к дому.
У бревенчатой стены она заметила нескольких школьников. С крыши текли струйки дождя, и ребята стояли навытяжку, словно по команде «смирно», плотно прижавшись к стене.
– Кто здесь? – спросила учительница.
– Это мы… ваш класс, – отозвалась Варя.
В то же мгновение от стены оторвались трое ребят. Это были Костя с Митей и между ними – Алеша Прахов. Они вытолкнули его вперед, и Алеша едва не сбил с ног учительницу.
– Галина Никитична… мы дознались, – сообщил Костя. – Вот он! Сам все расскажет… Ну же, Прахов!
– Галина Никитична! Это я с чесноком-то придумал, – буркнул Алеша.
– А еще? – толкнул его в бок Митя.
– И «психическую атаку» я затеял. Тоже по глупости.
К Алеше подбежала сестра:
– А про дом, про дом расскажи! Как ты себя ведешь?
– Про дом каяться уговора не было! – отмахнулся от нее Алеша.
– Ах, вот как!.. Опять увильнуть хочешь! – рассердилась сестра. – Галина Никитична, с ним же сладу нет! Пусть его на педсовет вызовут.
– А своими силами класс на Алешу так уж и подействовать не может? – с упреком сказала учительница. – Да и в одном ли Алеше дело?
– Это верно, – согласился Митя. – Виноватых много найдется.
– Галина Никитична! – сказала Варя. – Мы тут думали, думали… Надо нам комсомольское собрание провести. Обсудить все…
– Насчет собрания это вы вовремя подумали! – обрадовалась учительница. – Входите в дом, поговорим…
Глава 6. ЧУЖАЯ РАДОСТЬ
С каждым днем Костя замечал, как росла и крепла привязанность Сергея к Марине. Вернувшись из правления, Сергей наспех ужинал, переодевался. «Я на минутку, браты… Дела у меня… Вы тут устраивайтесь!» – и надолго исчезал из дому.
И Костя с Колькой «устраивались». Неторопливо ужинали, потом стелили постели, ложились. Но спалось почему-то плохо. Из облаков вылезала чистенькая, умытая луна, серебрила на лавке старые чугуны, ведра и крынки; за окнами где-то вдалеке пели под гармошку неугомонные девчата.
– Ну вот, ушел на минутку… – вздыхал Колька. – А самого и след простыл!
– Он же у нас председатель… человек занятой, – не очень уверенно пояснял Костя. – Может, у него заседание срочное… Ты спи, Колька.
– Я сплю…
Как-то проснувшись ночью, Костя услышал в углу, где спал братишка, глухую возню и всхлипывания. Он вскочил и испуганно зашептал:
– Ты чего?.. Страшный сон увидел?
– Да нет, я не со сна… Ты полежи со мной, – попросил Колька.
Костя прилег рядом. Братишка прижался к нему и вдруг встревоженно и не по-детски горестно зашептал:
– Ты скажи… Если они поженятся… своим домом жить будут… мы ведь из колхоза никуда не уйдем? По правде скажи!
– Дурачок! Кто тебе наболтал?
– Бабка Алена говорит: тебя Сергей в ремесленное отдаст, меня – в детский дом…
– Ох, уж эта бабка! – вышел из себя Костя. – Хозяйничает кое-как да еще тебя с толку сбивает!..
– А мы вот возьмем и не уйдем никуда! – продолжал шептать Колька. – Правда? Так и будем жить в своем доме. Вдвоем. По-старому… Мы ведь можем вдвоем?
– О чем разговор!.. Понятно, проживем, – ответил Костя, захваченный волнением Кольки. – Я трудодни буду зарабатывать.
– А я корье драть, веревки плести… Тоже подспорье.
– Обойдемся и на трудодни. Они теперь в колхозе веские!.. – вошел в азарт Костя и вдруг спохватился: – Да чего ты мне, Колька, голову морочишь! Не может нас Сергей бросить… ну, не может, и все тут.
Но успокоенный Колька уже сладко посапывал. Костя хотел перебраться к себе в постель, но братишка так доверчиво держал его за шею, что пришлось остаться с ним.