Полуденный зной, безмолвие… Только стрекот насекомых, жужжание мух… Дверь растворилась, кто-то вышел из глубины веранды. Мягкий сумрак, царивший в соседстве с солнечным ослепленьем, не давал разглядеть. Но я увидел в руках большое блюдо густо-красной вишни, и я услышал голос:
— Митя, Митя! Обедать!..
— Ты больной! — твердил Лупатов, прижав меня в угол и схватив за плечи. — Что ты врешь? Лунатик…
— Нет, было, — бормотал я. — Было…
— Как же я мог проспать? А все? — Все спали.
— А ты не спал? Да тебе просто приснилось!
Подбежала встревоженная Санька.
— Мальчики, что вы?
Лупатов оттолкнул меня и засунул в карманы руки.
— Он привидение видел.
— Да не привидение… — сказал я.
— Больной! Тебе в дурдом надо. Все твои музыки, бурда всякая. Когда я заснул?
Лупатов нервничал. Он не мог понять, почему заснул вчера ночью с поджигным пистолетом под одеялом Ему было стыдно. Он злился. Вожак не должен засыпать, когда другим грозит опасность.
— Может, ты мне в компот подсыпал? — спрашивал он подозрительно. — Взял у Вдовы таблеток и кинул.
— А у Калоши тоже базар, — оживилась Санька. — Верка только что рассказала. Хотели ночью на вас идти, но проспали. Все как один проспали!
Голубовский нашел свое объяснение:
— Это от лунных пятен, ребятки. Всеобщее одурение. Я тоже отрубился в секунду.
— Тогда почему он не спал? — яростно спросил Лупатов. — Зачем врет?
— Обыкновенное сновидение, — успокаивал Голубовский. — Дрим, так сказать. Природа сна далеко не изучена. Читал я одну книжицу…
— Ладно! — прервал Лупатов. — Жалко, я не влепил Калоше. Но ничего, он у меня еще попляшет…
На следующий день Лупатов подошел к Калошину после обеда.
Стоял ясный апрельский денек. Подсох асфальт. Между столовой и третьим корпусом. Девчонки расчерчивали мелом свои круги и, клетки, мальчишки гоняли в футбол. Озабоченный Петр Васильевич прошел сквозь гомонящую детвору с унылым завхозом Краюшкиным. Сто Процентов, заложив руки за спину, наблюдал за полетом птиц. Двое малышей дрались портфелями. Стеша Китаева давала поручение Конфете и Уховертке. На скамейке сидела задумчивая Лялечка. Через несколько дней она покидала наш интернат. Просеменил физик Крупин со своей вечной рассеянной улыбкой. Восьмиклассник торговался с семиклассником. Из рук в руки переходили пачка сигарет, наклейка, фломастер. Стеклянный шар солнца, наполненный бледным теплом, висел в белом дымчатом небе.
Калошин, как всегда, возвышался в кругу своих приспешников. Лупатов подошел медленно и бесстрашно, остановился в трех шагах.
— Калоша, на переговоры.
— Ась? — Калошин приложил руку к уху.
— Отойдем к беседке.
— А кого стесняться?
— Свидетелей не хочу.
— Ого-го! — Калошин сделал губы колечком и кивнул дружкам.
Компания медленно двинулась в сторону беседки.
— Ну? — сказал Калошин, — Какие мирные пункты?
— Ты меня приговорил? — спросил Лупатов.
— Я? — Калошин дурашливо улыбнулся. — Что ты, Лупатыч. Это суд истории.
— А ты знаешь про последнюю волю осужденного?
Калошин захохотал:
— Ну, Лупатыч, ты меня уморил! Что я тебе, судья?
— Последняя воля — закон, — твердо сказал Лупатов.
— Пошел в… — коротко и злобно сказал Калошин.
— Калоша! — громко произнес Лупатов. — Я вызываю тебя на дуэль. Это моя последняя воля!
Он распахнул куртку и вытащил два одинаковых поджигных пистолета.
— Стреляться с десяти шагов. До смерти!
Калошин в онемении смотрел на Лупатова. Он знал, что такое поджигной пистолет, сам мастерил его в прошлом году и стрелял галок. Тогда целая эпидемия поджигных прошла по интернату. Собирали трубки, проволоку. Доделать остальное в слесарке было делом несложным. Появились даже пистолеты-красавцы. С резными ручками, никелированными стволами. После того как шестикласснику Мешкову оторвало палец и опалило лицо при взрыве, прошла облава с обыском. Все поджигные отняли, наказали умельцев, к тому же мода на самоделки угасла сама собой.
— Стреляться, и прямо сейчас! — повторил Лупатов. — До смерти!
— Да пошел ты! — сказал Калошин. — Чтоб из-за тебя погнали?
— А не придется, — Лупатов медленно приблизился к Калошину. — Я сказал: до смерти.
Калошин качнулся назад.
— Если не будешь, — тихо сказал Лупатов, — так пристрелю, — и достал спички.