— Садитесь с нами, подвезём, — предложил Костя, показывая на подводу. — Вы, наверное, к Фёдору Семёновичу?
— Теперь вы угадали! — кивнула девушка.
Забрав свои цветы, она села на телегу. Паша осторожно вытащил из плаща белку и сунул её в мешок.
Подвода тронулась. Костя сидел рядом с девушкой и искоса посматривал на неё. Интересно, откуда она родом: из Почаева, из Соколовки или из Липатовки? Но спросить никак не удавалось — девушка засыпала их вопросами.
И ребячьи языки развязались. Да и как могло быть иначе, если в школе прожито семь лет, полных труда, радостей и открытий, если известен каждый школьный закоулок, изучен каждый шаг учителей!
Паша в своих рассказах больше напирал на хозяйственную сторону школьной жизни. Школа теперь не чета старой: просторная, двухэтажная, под железной крышей. Строили её все восемь колхозов; одних брёвен пошло на стены, может быть, не меньше тысячи. А какой у них физический кабинет, школьный музей!
— А сад? — нетерпеливо спросила девушка. — Я ведь помню, как мы его закладывали.
— Живёт, здравствует… От морозов все сады в районе погибли, а наш школьный выжил. Потому как из семечек выращивали!
Костю больше занимала судьба учителей. Он рассказал про Фёдора Семёновича. Учитель прошёл всю войну рядовым солдатом. Домой он вернулся по ранению: правая рука его висела, как плеть, — мёртвая, безжизненная. Это было большое горе для Фёдора Семёновича. Деятельный, живой человек, он любил физический труд, движение. Надо ли привить яблоньку в школьном саду, взрыхлить грядку на огороде, установить плуг в борозде или отрегулировать сеялку — он всегда учил наглядным примером. «Делай, как я!» — казалось, говорили его ловкие, отточенные движения. А теперь он мог рассчитывать только на слово. И ребята видели, как страдал их учитель. Левой рукой он пытался писать или рисовать на доске, брался за лопату, садовый нож, но всё получалось не так, как прежде.
Костя уже не помнит, с чего это началось, но все школьники, точно по сговору, принялись помогать Фёдору Семёновичу. На уроке, едва только учитель, по привычке, подходил к классной доске, как около него вырастал кто-нибудь из учеников: «Фёдор Семёнович, что нужно нарисовать? Скажите, я сделаю».
Когда учитель появлялся на пришкольном участке, за ним следили десятки ребят и по первому его знаку хватались за лопаты, мотыги, грабли. Особенно отличался Митя Епифанцев. Он отдал по кружку юных мичуринцев строжайший приказ: «Научиться прививать яблони так, как Фёдор Семёнович».
Началось повальное увлечение прививками. Чтобы набить руку, школьники упражнялись на чём только можно. Щадя пока яблони, они делали надрезы в форме буквы «Т» на молодых берёзках и осинах, вставляли в надрезы черенки с глазками, забинтовывали деревца тряпками и мочалой.
Потом Митя привел юннатов к Фёдору Семёновичу, и те «держали экзамен» — показывали учителю своё умение владеть садовым ножом.
И в зависимости от того, одобрительно ли учитель кивал головой и замечал: «Хорошо», «Умеет», «Молодец», или хмурился и говорил: «Пусть на берёзе поучится», — Митя выставлял юннатам оценки: одних зачислял в «перворазрядники по прививке», других — в «резерв».
Весной Фёдор Семёнович пришёл с «перворазрядниками» в колхозный сад.
— Желаем помочь вам, Василий Кириллыч! — сказал он садовнику.
— Дело доброе… У вас рука счастливая: все ваши прививки всегда хорошо приживались. А вот теперь… — Садовник покосился на правую руку учителя.
— Вот они — моя правая рука… — кивнул Фёдор Семёнович на учеников. — Не беспокойтесь: привьём не хуже прежнего.
И ребята под присмотром учителя привили саженцы мичуринскими сортами.
Но Фёдор Семёнович всё же не мог смириться с тем, что одна рука его беспомощна. Он начал заниматься лечебной гимнастикой: захватывал здоровой, левой рукой кисть правой и, преодолевая острую боль, часами поднимал и опускал её. Учителю казалось, что он занимается гимнастикой втайне от всех, но ребята об этом хорошо знали.
На уроках они зорко следили за больной рукой учителя, в перемены азартно спорили, сколько ещё нужно времени, чтобы рука совсем ожила, а горячие головы даже уверяли, что видели, как Фёдор Семёнович держал в правой руке топор и рубил дрова.
Мало-помалу рука учителя заметно окрепла, обросла мускулами, и только из-за неправильно сросшейся кости рука не сгибалась. По совету местного врача, Фёдор Семёнович решил этим летом поехать в Москву, на операцию к известному хирургу…
— Так его нет в школе? — озадаченно переспросила девушка.
— Скоро должен приехать. Его все ждут… — ответил Костя и невольно посмотрел вдоль дороги: а вдруг из-за поворота покажется Фёдор Семёнович, высокий, худощавый, а в руке — обязательно в правой — тяжёлый тюк с книгами или учебными пособиями?.. Учитель, откуда бы ни возвращался, всегда привозил что-нибудь для школы.
За разговорами не заметили, как подъехали к Высокову. Девушка увидела дом на горе и спрыгнула с телеги:
— Хорошо, ребята, рассказали!.. Спасибо вам. Я, пожалуй, пройду прямо к школе, сад посмотрю…
Взяв с телеги плащ и цветы, девушка помахала мальчикам рукой и легко пошла по белой тропинке. Костя проводил её взглядом, потом вдруг схватил мешок с белкой, догнал и сунул мешок ей в руки:
— Возьмите!
— Так это же ваша белка. Сами передадите Фёдору Семёновичу.
— Возьмите, возьмите! Раз в школу идёте, без подарка нельзя… Вы затем и ловили белку. Я знаю!
— Опять угадал! — засмеялась девушка, принимая мешок. — Тогда пусть это будет наш общий подарок — от троих.
— Пусть общий! — облегчённо согласился Костя.
Глава 10. РОДНОЙ ДОМ
С волнением приближалась девушка к школе. Это чувство не покидало её с той минуты, когда она сошла на маленьком полустанке с поезда. Добраться до Высокова оказалось нетрудно: у коновязи стояли попутные подводы, и возчики охотно соглашались подвезти девушку. Но она попросила высокого старика захватить её чемоданчик, а сама налегке направилась к родному селу, но не большаком, а кратчайшим путём, который знала с детства.
Узенькая тропинка сначала тянулась лесом. То её пересекали узловатые обнажённые корни деревьев, то укрывали тёмно-зелёные мшистые коврики, то она круто сбегала в лесные овражки, где пахло сыростью, прелым листом, дикой смородиной.
И кратчайший путь оказался самым долгим. Девушка собирала цветы, забиралась в заросли малинника или черничника и лакомилась ягодами.
Потом, когда лес поредел, на полянках стали попадаться грибы. Они словно сбегались на звук её лёгких шагов, и девушка не могла равнодушно пройти мимо них.
Красная плащ-накидка превратилась в кошёлку. Вскоре она стала тяжёлой, и девушка спохватилась: к лицу ли ей появиться с такой необычной ношей в родных местах? К счастью, повстречались на пути трое ребят, и девушка пересыпала все грибы им в кузовки…
Слева невдалеке лежало Высоково: памятный порядок изб, широкая прямая улица, высокие тополя и могучие берёзы с чёрными шапками грачиных гнёзд.
Девушка на минуту приостановилась. Может быть, всё же сначала зайти домой, где она так давно не была?.. Нет, сперва в школу. Ведь это тоже дом, родной и близкий!
Тропка бежала среди хлебов. На межниках и углах делянок девушка заметила высокие шесты с перекладинами. На них то и дело садились птицы и, как зоркие часовые, всматривались в поле.
«А ведь это школьники о птицах позаботились, — догадалась девушка. — Когда я училась, мы тоже такие шесты в поле ставили».
И чем ближе девушка подходила к школе, тем всё больше и больше видела она примет и знаков того, что в светлом доме на горе живут люди с отзывчивым сердцем и трудолюбивыми руками.
Изреженная аллея белоствольных берёз и лип, ведущая к школе, была пополнена молодыми посадками, а старые, видавшие виды деревья окружены почтительной заботой: мёртвые ветки спилены, срезы и дупла тщательно обмазаны смолой.