— Я никоим образом не разделяю мнения военно–морского атташе, — резко ответил майор. — Основу этих укреплений составляют хорошо укрытые в горах доты с большим сектором обстрела. О таких дотах можно только мечтать. А если у них есть современные огневые средства, то вряд ли можно сказать, что норвежские береговые укрепления устарели. Я не знаю, правда, какими орудиями они оснащены, но думаю, что там установлены не только пушки образца 1905 года.
На это Бушенхаген и Польман возразили, что, например, подводная батарея у Дрёбака вооружена старыми, малоподвижными торпедными установками.
Чувствуя, что эти данные идут от Шрейбера, Прук опроверг и это возражение. По его мнению, у Дрёбака наверняка будут использованы современные установки и торпеды. В любом случае даже старые торпеды будут представлять большую угрозу, так как ширина прохода там не превышает 500 метров.
Заканчивая разговор, Польман заметил, что он очень хотел бы быть в Осло хотя бы за день до начала вторжения, и попросил Прука оказать ему помощь в изучении местных условий.
После этого Прук посетил генерала Дитля, который был рад услышать, что майор только что побывал в Нарвике. Указывая на большую карту на стеке, он попросил Прука подробнее описать ему местность и задал некоторые вопросы о рельефе, условиях высадки и других особенностях района Нарвика. Потом он стал расспрашивать майора о военном коменданте Нарвика полковнике Сюндло. Прук не был знаком с полковником лично, но знал, что майор Бенеке высоко ценил коменданта как военного специалиста и считал его офицером исключительно корректным и дружески настроенным по отношению к немцам. Но как он будет вести себя во время немецкого вторжения, Прук, естественно, не знал.
Сведения о броненосцах «Эйдсвол» и «Норге» оказались исключительно важными для генерала Дитля, так как его войска должны были захватить Нарвик и обеспечить удержание железной дороги, по которой шел вывоз шведской железной руды. Он немедленно передал эти сведения капитану 1 ранга Бонте, который через четыре дня должен был взять на себя командование крупным отрядом эскадренных миноносцев и на виду у британского флота прорваться к Нарвику.
Собираясь уходить, Прук рассказал Дитлю о том, как разгневался Канарис из–за столь неожиданного приезда майора в Берлин. Генерал сразу же понял, чего хочет от него Прук, и немедленно позвонил Каиарису.
На своем австрийском диалекте он принялся всячески расхваливать майора Прука за то, что тот дал ему исключительно важную и свежую информацию. Это, конечно, смягчило гнев Канариса.
Вопрос о возможном использовании немецкими кораблями британского флага был поднят незадолго до встречи офицеров штаба фон Фалькенхорста с майором Пруком. Бушенхаген впоследствии рассказывал, что когда генерал Титтель, который должен был командовать немецкими войсками, оккупирующими Западную Норвегию, узнал от адмирала Шмидта, что немецкие корабли должны идти к берегам Норвегии под британским флагом, он был потрясен и возмущен до глубины души. Это противоречило его понятиям чести. В свою очередь и Бушенхаген был немало удивлен, услышав такую новость. Он в общем разделял мнение генерала Титтеля и обещал доложить об этом фон Фалькенхорту. Последний, узнав об этом, попросил своего начальника штаба выяснить этот вопрос у генерала Йодля в имперской канцелярии. Но не успел Бушенхаген заикнуться об этом, как йодль резко оборвал его.
— Мне об этом известно. Но вопрос может быть решен только верховным главнокомандованием, — заявил Йодль. — Подобные меры осуществлялись и раньше, например при форсировании пролива во время первой мировой войны. Что касается предстоящих военных действий, то генералу фон Фалькенхорсту и его штабу нечего беспокоиться о соблюдении международного права. В настоящее время ведется тотальная война, и главное в ней — победа.
Пример, на который сослался Йодль, совершенно не мог служить прецедентом. Как сказал в личной беседе с автором этих строк генерал Бушенхаген, обстановка была абсолютно иной. Будучи нейтральной страной, Голландия информировала тогда Великобританию о проходе через пролив немецких судов, стремившихся прорвать блокаду. Она сделала это в расчете на то, что британские подводные лодки потопят немецкие суда. Налицо было действие, несовместимое с положением нейтральной страны. При таких обстоятельствах использование национального флага чужого, да еще нейтрального государства не могло считаться нарушением международного права.