— А это, правда, здесь? — осторожно спросил я.
Управдом не ответил. Укусив бутерброд, он разглядывал наши чемоданы.
— Вас кто прислал?
— Извините, — Марина поспешно подошла ближе, — мы обещали, что не скажем. И даже клятву давали. Зачем же подводить человека?
Управдом оглядел ее цепким сизым оком с головы до ног.
— А он, человек ваш, не предупредил, что ли, вас?
— О чем?
— О чем! Что с вещами нельзя!
— Н-нет…
— Ох, люди, люди… только о себе думают! — Он небрежно откинул крышку мусоропровода, швырнул бутерброд в темноту и снова грохнул крышкой. — Корабль ведь не резиновый! — наставительно продолжал он, вытирая руки об себя, — а желающих — ох, как много!.. Пошли!
Из глубины своих трикотанов он вытянул связку ключей на длинном ремешке и отпер низенькую, обитую жестью, дверь под лестницей. За дверью было темно. Ступени круто уходили вниз.
— Чемоданы — в подвал, — заявил управдом. — Там слева на стенке выключатель. Да за собой не забудь вырубить! Как управитесь, заходите во вторую квартиру с документами, встанете на очередь.
— А большая очередь? — спросила Марина.
— Кому как. Некоторые вторую неделю сидят, да без толку!
Мы переглянулись. Час от часу не легче!
— У нас ребенок маленький! — сказала Марина. — Он и так уже плачет…
— Эх, гражданочка! — управдом укоризненно покачал головой. — Тут взрослые мужики плачут, как малые дети! Кому ж охота оставаться на верную смерть? Своя рубашка к телу-то ближе… Чего там, в городе, слышно?
— Да ничего нового, — вздохнул я. — Ждут.
— Дождутся, — покивал управдом. — Барнаул-то, говорят, уже не наш…
— Черепаново ночью сдали, — сказал я.
— Ох, ё-моё! Что ж это будет такое?! — он заторопился. — Да бросай ты пожитки свои скорей! Мне идти надо!
Я торопливо спустился по ступенькам в кромешную тьму и, не выбирая места, сунул чемоданы к стене. Управдом ждал меня наверху, нетерпеливо позвякивая ключами.
— Все! Валите во вторую, там список.
— А нам сказали — в семнадцатую, — робко заметил я.
— Ох, не знаю, не знаю теперь.. — пробормотал управдом, — мало местов! Загробите мне корабль…
— А что это за корабль? — спросила Марина. — И где он находится? Как мы, вообще, туда попадем?
Управдом, уже поднимаясь по лестнице, обернулся.
— А вот за такие вопросы, дамочка, очень просто можно за дверью оказаться. И выбирайтесь тогда своим ходом, как пожелаете!
Квартира номер два оказалась жилплощадью в самом изначальном смысле слова «площадь». Она была устроена из двух, а то и трех объединенных квартир со сломанными перегородками, срубленными под корень унитазами и ваннами. В квартире не было ни щепочки мебели, ни одного, даже встроенного, шкафчика, ни стола, ни табуретки, не говоря уже о диванах и кроватях. И все-таки в ней было тесно. Люди сидели и лежали на полу вплотную друг к другу, ходили, перешагивая через тела, пили воду, присосавшись к единственному крану, торчащему из стены бывшей кухни. Кто-то, пристроившись на подоконнике, писал заявления. Галдели и плакали дети. Гошка сразу проснулся и тоже заплакал. Дух стоял нездоровый и застарелый.
— Боже мой… — прошептала Марина.
— Ничего, сейчас разберемся, — я стал пробираться к висящим на стене спискам.
Возле них толпилось человек десять, один что-то зачеркивал и надписывал шариковой ручкой.
— Запишите! — распорядился я. — Пехтеревы, три места.
Человек с ручкой обернулся и смерил меня взглядом.
— Собеседование прошли?
— С управдомом? Да, прошли.
— Блядь, — спокойно произнес человек. — С каким управдомом? В темную комнату вас водили?
— Э-э… в подвал, что ли? — не сдавался я. — Было дело!
Человек с авторучкой заметно терял ко мне интерес.
— Сидите и ждите собеседования, — он махнул рукой в неопределенном направлении.
— А как же они узнают, кого вызывать?! — забеспокоился я. — Вы ж не записали!
— А как ты узнал, куда нужно приехать? — спросил вдруг у меня над ухом голос с неприятной хрипотцой. — Сядь и не дребезжи!
Я отошел от списков и вернулся к своим. Гошка уже не плакал. Он стоял с независимым видом, держа маму за руку, чтобы не боялась, и делал вид, что не интересуется заводной собакой.
— Ну как? — спросила Марина.
— Все в порядке, — сказал я. — Скоро вызовут на собеседование.
— Гошка писить хочет.
— Госа писить… — задумчиво повторил сын, вздыхая о собаке, которой играла чужая девочка.
— Это мы сейчас! — я склонился над лежащей рядом объемистой теткой. — Извините, где здесь туалет?