Если бы мне быть таким…
А как они любят друг друга… И часто я думаю, отчего мы, молодые, не умеем любить так?.. Отчего мой суровый отец не любит меня так? Отчего моя молчаливая и вечно скучающая мама не любит меня так же, как бабушка любит моего отца?
Помнится, когда потом я впервые полюбил одну женщину, я стал понимать силу любви бабушки к дедушке. Говорят, они всю жизнь любили друг друга так. У них хватило любви и для отца, и для дяди Коли, и для тёти Клавдии, которые давно уже умерли… Они любили своих детей, отчего же меня не любит моя мама?.. Звери и птицы любят своих детёнышей, отчего же меня не любят мои родные, ведь я тоже детёныш их?
Рождённое в нашем старом доме всё обречено на отчуждённость. В нашем старом доме на костях только умирать умеют люди и умирают хорошо.
VI
Всё перепуталось в моих воспоминаниях, и часто я не знаю, где правда, где ложь. Это потому, что и в жизни людей правда и ложь перепутаны.
Вот я только что с восторгом говорил о любви бабушки и дедушки, а оказывается — любви этой нет, настоящей, святой любви, а был только обман и блуд.
Сам дедушка недавно назвал свою любовь и любовь бабушки к нему — обманом и блудом.
Помнится, это было вечером… Тогда ещё жив был мой брат… Я только не помню, когда это было, но помню ясно зимний холодный вечер. Сидели мы в столовой у камина: дед в большом кресле и с надвинутым на глаза зелёным козырьком. Бабушка сидела возле него на маленьком мягком пуфе, а я и брат мой сидели ближе к камину.
Сидя вполуоборот к камину и держа перед собою книгу, брат читал нам всем какую-то старинную «чувствительную» повесть. Я не помню её название. Ну, да всё равно, и в той повести, очевидно, было столько же лжи, сколько и в тех людях, о которых была написала повесть. Очевидно, это было так, потому что, после описания одной чувствительной сцены, когда она клялась ему в вечной верности, дедушка наклонился и потянулся руками к камину. Странно было смотреть на его протянувшиеся руки в красном отблеске догорающих поленьев. И лицо его вдруг сделалось красным, и глаза расширились и показались мне страшными адскими со своей таинственной слепотой. Мне показалось, что дед на это мгновение прозрел, да как и не поверить этому: он дотянулся рукою до рук брата и сильным взмахом кулака вышиб из рук чтеца книгу.
Книга в красноватом сафьянном переплёте сложилась, как должны складываться книги, когда их не читают, и со странным шумом полетела под диван, скользя по паркету.
Я до сих пор не могу забыть голоса деда, каким он крикнул, а он крикнул:
— Володька, брось эту мерзкую книгу в камин!.. Всё ложь, что в ней написано! Женщине нельзя верить… нельзя!..
Что-то ещё бормотал дед хриплым голосом, ворочался в кресле, словно его посадили на горячие уголья, и кричал:
— Не верьте, не верьте им, мерзким и подлым!.. Не верьте!..
Ухватившись за рукав халата деда, бабушка старалась его успокоить и говорила:
— Успокойся, мой друг, успокойся… Ну, мы не будем читать этой книги…
Дед с презрительной миной оттолкнул руку бабушки, поднялся с кресла и злым и громким голосом выкрикнул:
— Пошла прочь и ты!.. Ты такая же обманщица! Ты думаешь, я не знаю твоей тайны… Знаю её, знаю!.. Ты обманула меня, как и все женщины всегда обманывают своих женихов и мужей…
— Побойся Господа. О чём ты говоришь?..
— Ха-ха-ха!.. Господа вспомянула, а помнила ли ты Господа души своей, когда меня обманывала?.. Прочь! Прочь!..
И дед замахал руками в сторону бабушки. Потом, дрожа, опустился на кресло и застонал…
С плачем бабушка вышла из столовой, и я видел, как она шла и качалась.
А дедушка продолжал стонать, и иногда в его стороне слышался сдержанный смех.
Володя, брат мой, достал из-под дивана книгу и, как показалось мне, со странной внимательностью рассматривал теперь её как какую-то злую виновницу вспышки гнева нашего деда.
— Во-ло-дечка, — вдруг новым голосом протянул дедушка, — ты прости меня, что я погорячился и вышиб у тебя из рук эту книгу… Я хотел только махнуть в её сторону и задел рукою, но я, ведь, ничего не вижу… Не вижу, куда направить мой гнев… А разве нет причины для моего гнева?.. Есть… есть!.. Она, ваша бабушка, обманула меня. Притворилась, что любит… Это ещё тогда было, когда мы были женихом и невестой. А когда я стал её мужем, я узнал, что она принадлежала другому…