Дома Кеша лег на диван, положил ногу на ногу и сказал:
— Принеси мне сыра и бутылку!
Я пошла в магазин, купила вина, сыра и торт «Медовик с халвой», но то ли его там оставила, то ли по дороге потеряла, в общем, прихожу, а торта у меня нет.
Кеша вскочил, оделся, побежал в магазин и купил еще один торт, точно такой же.
— Ты спас нас от страшного разочарования, — сказала я.
— Это единственное, чего мы не можем выдержать, — разочарования, — говорит Кеша. — Так мы на все клали, но разочарование для нас просто невыносимо.
Мальчик приходит:
— Где сосиски? Колбаса? Все какая-то еда для одухотворенных личностей!
Что я могла ему ответить? Сынок, наш с папой начальный капитал истаял, как мартовская льдина? Это было начертано у нас на лбу, мне даже Майя внезапно преподнесла две замороженые курицы. Я ей хотела отдать деньги, а она:
— Я что, не могу подарить своей соседке двух дохлых кур?
И ее муж Марк — видит, мы с Кешей какие-то квелые — принес нам китайский зеленый чай:
— Возьмите, — говорит, — чай с женьшенем. У меня и так по утрам стоит. Как встанет утром, так до вечера и не опускается. Мой дедушка пил все время такой чай — не хотел до девяноста лет расстаться с этим состоянием.
— Давай поскорее сюда свой чай! — сказала я лучезарно.
— …А мы не боимся этого! Того, что волнует Марка, — меланхолично заметил Кеша. С нашими катастрофическими провалами, которые подстерегают всякого смертного, он вообще запечатал до лучших времен свой нефритовый стебель.
— Дуэт «Минус пять тысяч долларов»?! — дружелюбно окликал нас мальчик, уходя утром на работу. — Сидят, чаи гоняют, смотрят в небо — со своими бездонными взглядами? Такое впечатление, Марусенька, что у тебя есть слуга. А его нет. Поэтому ни позавтракать с вами как следует невозможно, ни пообедать, ни поужинать. Откуда у тебя такие барские замашки? И этот тоже — барчук. Спросили бы: ты не голодный? Раз-раз, какой-нибудь, я не знаю, омлет… Куда там! Только снизойдут — чайник под фильтр засунут. Но тут же о нем забудут. И вспомнят, когда пойдут вечером чистить зубы. А мусорку сверху положат пакет на пакет, чтобы запах блокировать… Так вы всех богов распугаете, к которым обратились за финансовой поддержкой.
— Ерунда, — я отвечала. — То, чем мы с Кешей будем благословлены, явится через любовь, равновесие, мир. Силой своего всеобъемлющего сострадания Кеша привлечет к себе внимание Великолепного Вселенского правителя — помощника живых существ. Но сейчас вокруг нас должна быть чистая моральная атмосфера, исключающая нетерпение, стремление, достижение или обладание…
— Нет, я прямо не верю, что правительство Москвы могло вас облапошить, — названивала по телефону Маргарита. — Оно до того трогательно заботится о ветеранах. Мы только и бегаем с Фимой за подарками. Как раз к Новому году в мэрии трубили сбор ветеранов. Мне дали пакеты с провизией на меня и на Фиму. Спускаясь по лестнице, я обогнала двух старичков. Оборачиваюсь, Царица Небесная! — они лежат оба, причем так переплелись, сумки с подарками от Лужкова валяются, один в очках, другой — без очков. Я удивилась: бутылки водки свои они еще не могли выпить чисто физически. Оба аккуратненькие, в галстучках, с орденами. Тихо лежат и поглядывают по сторонам. Я кинулась к ним со всех ног…
На этот раз в мэрию Рита ходила одна, поскольку в начале января Серафима положили в больницу. Последнее время у него прихватывало сердце. Потом он расстроился, что кассирша в магазине, когда он забыл взять подсолнечное масло, крикнула ему:
— Дедушка!
— А я иду себе, — горестно повествует Фима, — даже внимания не обращаю. Меня ведь так никогда никто не звал…
Она кричит:
— Дедушка! Возьмите свое растительное масло!!!
— А если бы я был с девушкой??? — и Серафим воздевает руки к небу.
Мальчик выдал ему в больницу мобильный телефон, и мы велели Фиме время от времени оттуда подавать признаки жизни. Вот он звонит Рите, докладывает, что он ел, как спал.
— И вдруг, — рассказывает Рита, — быстро и деловито попрощался со мной, а с кем-то поздоровался медовым голосом, каким он обычно поздравляет женщин с Восьмым марта.
Фима не знает, как отключать телефон, а Рита затаилась, не положила трубку.
— И тут, — говорит Рита, — послышалось шумное дыхание Фимы, как будто он кого-то… Я страшно разволновалась, вся превратилась в слух, ловлю каждый звук. Вдруг — незнакомый женский голос: «Дышите глубже, дышите, не дышите… Давление мальчишеское!..»