Фиму раздели догола, положили на металлическую каталку времен доктора Боткина, накрыли простыней и повезли в операционный блок. Коридоры в больнице были такие длинные, что, казалось, Фиму везут из Москвы в другой город, где как раз и живут самые лучшие в мире специалисты по «голове-шее».
Фима смотрел на потолок и считал лампы. На сто тридцать шестой лампе каталку остановили: из белых, крашеных дверей с матовыми стеклами в ослепительно белом халате вышел хирург, — на лице у него была марлевая повязка. Черные глаза хирурга посмотрели на лежащего под простыней Фиму, и в них мелькнуло еле заметное разочарование. Но когда Серафима переложили с каталки на операционный стол, доктор в маске склонился над ним и произнес ему в самое ухо:
— Вы знаете, хотя больница государственная, не частная, но именно чтобы отрезать родинку с макушки — такую операцию у нас оплачивают.
Для Фимы это прозвучало как гром среди ясного неба.
— И какая стоимость? — спросил он чуть дрогнувшим голосом.
— Двадцать тысяч рублей.
А чтобы смягчить впечатление, добавил:
— Но вы не беспокойтесь, я вижу, вы человек пенсионного возраста — с вас мы возьмем со скидкой.
Глаза у хирурга бегали по сторонам, поэтому Фима, как ему ни было грустно, сказал «Хорошо!», чтобы тот уже сфокусировался на родинке.
— Я его даже поблагодарил за такое ко мне гуманное отношение, — рассказывал потом Фима, который всегда отличался учтивостью и обходительностью. — И попросил, чтобы он не стеснялся в расходах, а полагался на то, что ему подсказывает клятва Гиппократа.
Серафим лежал на операционном столе под яркими лампами, укол начал действовать — свет ламп стал смешиваться с шумом операционной, мир поплыл, закружился вокруг него…
— Фима, — услышал он голос Дани, — пора идти в школу.
Серафим открыл глаза и увидел отца — тот стоял над его кроватью на даче в Загорянке, одетый в ватную безрукавку и валенки. В руках он держал большую кружку какао, из кружки шел пар, лицо растворялось в этом пару, очертания плыли, нос, уши, улыбка таяли в облаке пара.
Из этого же облака возникла Валентина Петровна Сабанеева, Серафим у нее иногда оставался ночевать — школа-то в Москве, и в Загорянку трудно ездить каждый день. А у нее дочка Таня, актриса, очень юная, она тогда снялась в фильме «Дикая собака Динго». Все во дворе в нее были влюблены. А она любила Фиму, писала ему нежные письма, когда его с мачехой, братиком и сестричкой Даня отправил в Казахстан в эвакуацию, больше он не увидел Таню, вскоре она умерла.
Вот Фима в Джусалы в Казахстане — минный завод, ночная смена — рабочему человеку полагаются продовольственные карточки на иждивенцев, а у него их трое! Утром в школу — прямо от станка, вымажется сажей специально, чтобы выглядеть как герой, а потом спит на уроках, положив голову на парту.
Сорок третий год. Фима десятиклассник. Даня вызывает его в Москву, устраивает на подготовительное отделение железнодорожного института — а там сплошь начертательная геометрия, математика, физика, химия…
Фима вундеркинд, он может все объять, но как-то не лежит к этому душа.
А дальше так отчетливо, будто наяву, — вдруг он узнает, что в связи с близким окончанием войны правительство приняло решение организовать Институт международных отношений, где собираются готовить дипломатов.
Быть дипломатом, говорить на разных языках, ездить по всему миру, как капитан Немо! Фима побежал выяснять, какие сдавать экзамены. И там ему сказали, что если у кого-то хотя бы намек на «пятый пункт», даже документы не рассматриваются. А Фима загорелся — нет, только туда. Что ж, добрые люди посоветовали ему сменить паспорт: Мама у Серафима давным-давно умерла, она была белоруска. Вот он приходит за новым паспортом. Пришлось соврать, что старый потерял. Его спрашивают:
— Ты кто?
Фима ответил:
— Белорус.
— Хорошо, что белорус, а не француз, — пошутил седой и хромой начальник паспортного стола, майор запаса Караулов.
Тут грянул конкурс. Даня не мог помочь. Его могущество распространялось только на железную дорогу. Целый родственный клан у Фимы окончил железнодорожный институт, тетки, сестры, братья, разная седьмая вода на киселе — сплошь одни железнодорожники. А в Институт международных отношений поступали исключительно дети членов правительства, дипломатов и военачальников.
Фима сам все прошел, преодолел все преграды, сдал экзамены на сплошные пятерки. И поступил.