Все пункты детально расписаны в «Памятке бойцу». Пункт первый гласил:
«Товарищ! Москва полна прохиндеев и проходимцев! За каждым углом прячутся барсеточник или гопник. Цыганки так и норовят заговорить зубы, ввести в гипноз и беспрепятственно забрать содержимое твоего кошелька. Больше того! Она придет к тебе домой, и ты отдашь ей все золото и бриллианты, и еще кофе напоишь. Такова сила гипноза.
Поэтому — когда ты продвигаешься по городу, занимаясь дислокацией накоплений, — первое: старайся ходить по двое или по трое!
Категорически запрещается: вступать в разговоры, позволять до себя дотрагиваться, заглядывать тебе в глаза, декламировать стихи и петь тебе песни.
Третье: не подавай виду, что у тебя в карманах деньги! Перевозить большие суммы надо беззаботно и весело, как будто едешь на дискотеку или возвращаешься с военных сборов.
Форма одежды: перевозчик денег должен быть одет бедно, но аккуратно.
N.B: НЕ спать в метро с большими деньгами!!! Фима прочел в газете, что современный жулик оснащен специализированным детектором, который сквозь сумки и портфели на любом расстоянии определяет наличку…»
Однажды, словно стартовый выстрел, прозвучало:
— Все собираемся сортировать листовки и вычитывать рукописи перед сдачей в издательство. Завтра будем покупать книгу.
«Книга» — квартира. На абордаж! — как говорили матросы.
Первой в подземке с деньгами оказалась я. Пять «снопов» у нас дома были обернуты в фольгу для запекания курицы, сложены в рюкзак, а сверху для конспирации накрыты клубками шерсти и вязальными спицами.
Я вошла в вагон, села, достала спицы и начала вязать шапочку, являя пасторальную картину интеллигентной женщины среднего достатка.
Напротив меня спал пьяный мужичок, бомж не бомж, на вид, скорее, безработный инженер. Вдруг он поднял веки, наши взгляды встретились, что уже само по себе категорически запрещено «инструкцией». Я хотела немедленно отвести глаза, но тут его лицо окрасилось богатейшей гаммой чувств, какая только доступна полностью потерянному в жизни человеку, к тому же крепко выпившему.
Безудержной мимикой он дал мне понять, что потрясен, восхищен, даже в некотором роде обескуражен… моей красотой. Восторг придал ему силы.
Он встал, пошатываясь, сделал пару шагов, склонился надо мной и зашептал:
— Кто ты, прекрасная незнакомка?
Своим вопросом он молниеносно лишил меня бдительности. Да, человек немного выпил, но не в стельку же в самом деле, кожаная куртка хотя и старая, но благородно поношенная, запах — всего только перегара… Ничего отталкивающего, а вопрос сформулирован грамотно и утонченно.
Я невольно почувствовала к нему расположение, однако, памятуя об «инструкции», отмахнулась, мол, отвали — не приближайся. А он, как Чаплин в «Огнях большого города», изумленно:
— Ах, ты немая?.. Ну что ж, ладно, ничего, — бормочет этот человек с немыслимым состраданием. — Но ты немая и глухая? — он заорал мне прямо в ухо.
Я говорю ему:
— Держите дистанцию.
Ах, до чего он обрадовался, что у меня все как у людей:
— Боже мой! — вскричал. — Я хочу, чтобы ты была моей! Только моей и ничьей больше! Ты вяжешь? Лишь одна моя мама умела это делать! О, моя мама!.. Где ты была все эти годы? — воскликнул он, воздев руки к потолку, и страстно зашептал: — Я тебе не смогу дать свой телефон. У меня его нет. Но твой я запомню или запишу на ладони! — и с этими словами опустился на колени и начал осыпать мои руки поцелуями.
В общем, когда я встретилась в метро с Иннокентием (он вез еще двадцать пять «снопов», только-только взятых из банка) и с гордостью поведала ему о впечатлении, которое произвожу на мужчин, он побледнел и спросил с ужасной тревогой:
— А ну посмотри, на месте ли «снопы»?!
К счастью, как я и предполагала, этого человека интересовала я, а не мои деньги! Тогда Кеша выхватил из кармана спиртовые салфетки и обтер меня с ног до головы, причем особо тщательно тер мои губы и даже зубы!..
Тем временем Рита в лимонном берете — одна (Фиме как раз позвонили, и он разговаривал про футбол!) — отправилась снимать со своего спецсчета «Осень патриарха» в сберегательном банке сто тысяч рублей, шокировав служащих, поскольку утрачивала при этом какой-то огромный процент.