Выбрать главу

— Да обожди свистеть-то! В других странах выбирают по шарам, и у нас так будет. Крестьянам житуха — и податей-то нет, а землица-то наша!

— Вот учудил! Как же без подати?

— Не плати, и баста! Выберем царя из крестьян. Кормить его, а паче сродственников, не будем! А то всякие там принцессы, графья, князья… Каракозов-то хотел убить царя. Да, на нашу беду, спас его ваш костромской картузник!

— Но-но… Бог спас царя! «Жизнь царева в руках божьих!»— так в церкви поют…

— В церкви поют! Бог есть, да не в церкви. Бог в душе каждого! Вот так-то!

Мария улыбнулась. Шагнула из темноты к костру. Мужики лежали на земле, разгребая тлеющие угольки, прислушиваясь к спору. Спорили двое: старик и молодой парень. Старик в рваном армяке размахивал шапкой. У молодого парня лицо наивное, добродушное.

Крестьяне, завидев девушку, приветливо закивали, освобождая место у костра.

— Ночь-то какая звездная! Не помешаю вашей беседе? — Мария подсела к огню.

Когда-то она учительствовала в этом селе. Кузницу приспособили под школу. В стене из просмоленных черных бревен сделали окно, затянув его сахарной бумагой. Стекла помещик не дал, а достать не удалось. Крестьяне в школу детей отпускали неохотно. Летом нужно было помогать по хозяйству, а зимой ребятишки сидели на печи — ходить не в чем. Одежонка плохая, на всех — одни валенцы. Собирала сход в селе, говорила о пользе образования. Мужики согласно кивали. Управляющий из немцев презрительно морщился. Сделать ничего не удалось. Школа развалилась. Но первые ее ученики, белоголовые, вихрастые, любознательные, остались в сердце навсегда. Потом она не раз приходила в Красавушки, сдружившись с мужиками. Приносила запрещенные книжки, читала листовки.

— Ну как, Петровна, все бродишь по белу свету? — добродушно посмеиваясь в пшеничные усы, спросил молодой парень. — Как, нашла правду?

— Правду-то она давненько нашла, да все не может ее нам передать. Каждому своя рубашка ближе к телу, а до обчества и дела нет! — махнул рукой пожилой мужик.

К костру подбрели лошади, похрустывая травой. Пугливо поднимали голову. Косились на огонь. Стригли ушами. Мелко вздрагивали лоснящимися спинами. Глаза отливали кровавым отблеском.

— Что ж замолчал? — оборотился парень к старику.

— Пусть лучше Петровна расскажет про житье-бытье, чай, не зря пришла.

— Что ж, расскажу! Жизнь невеселая… Сами знаете, нищета, горе, голод. А чуть что — розги! Урядники, жандармы — все тут. За лишнее слово — в Сибирь…

— Правда твоя, Петровна. Много в нас холопства. Попробуй подними-ка народ… Нет, не поднимешь… Боится он…

— В городах обыски. Из университетов высылают сотни и сотни лучших. Что же делать?! Бомбы оборвали у Михайловского дворца жизнь Александра Второго… — Мария Петровна медленно помешивала палкой тлеющие головешки. — На престол вступил новый царь — Александр Третий. И опять тюрьмы переполнены. Владимирка гремит кандалами. А жизнь могла пойти по-другому. Вот «Письмо Исполнительного Комитета», вот что требуют революционеры от царя…

На небе разгорались звезды. Серебрился месяц, прокладывая блестящую полосу к деревне. Девушка поклонилась. Заторопилась к Матрене, пока не наступил рассвет.

Волчица

— Далеко ли до села, нянюшка? Сколько верст отшагали, а конца не видно… — Мария вздохнула, поправила котомку за плечами.

— Потерпи, касатка, перевалим через бугор, а потом уж чащобой. — Матрена с тревогой оглядела Марию.

Мария ступала тяжело, еле передвигала ноги. Почти целый месяц бродят они по губернии. Да и не впервой им это — читать мужикам запрещенные книги, готовить народ к бунту. Только уверенности в этом бунте было все меньше. Трудно, очень трудно в деревне. Заичневский звал ее к себе, но расстаться с деревней тоже было тяжело.

В последние дни она занемогла. Простудилась, что ли, когда укрывались в дырявой риге, пережидая ливень. Солома намокла от дождя. Нужно было бы возвратиться, а они решили заглянуть еще в одну деревушку, затерявшуюся среди болот. Завернули. Матрена, ее верная спутница, неодобрительно качала головой. Теперь они торопились в свое Горелое отдохнуть от долгого пути. Счастье, что рядом пылит Матрена, а то одной, пожалуй, и не добраться.

Матрена забрала котомку, которую Мария уже волочила по дороге, забросила за плечо.

— Давай передых сделаем… Ноженьки-то совсем разломило! — Матрена жалостливо сморщила лицо.

— Хитришь, старая! — улыбнулась Мария.

— Ну, уж была охота! Болящая, хворостей много! — Матрена остановилась и, заприметив холмик, направилась к нему. — Батюшки светы! Озеро!