Мария Петровна, стоявшая на углу, горько усмехнулась: кружевной зонтик в тюрьме!
— Арестованных доставят в полицейское управление! В полицейское управление! — доносились голоса. — Вести через весь город в тюрьму побоялись…
С нежностью вглядывалась Мария Петровна в дорогие лица друзей, грудь разрывалась от боли и страдания. Воеводин звонким ломким голосом запел|
Офицер взмахнул рукой, решив заглушить недозволенное пение. Сверкнул на солнце вороненой сталью револьвер, с которым он не расставался. Барабанщики, идущие впереди роты, подняли палочки, загрохотали барабаны. Гулко печатали шаг солдаты, перекрывая барабанную дробь. Арестованные смолкли, выровняли ряды. Шаг их стал тверже. И снова в грохоте барабанов зазвучала песня:
С балкона музыкального училища Эсклера посыпались цветы. Настоящий цветочный дождь — красные маки, подснежники, фиалки… Арестованные их подхватывали: мужчины засовывали за лацканы пальто, женщины — за ленты шляп. Толпа, запрудившая улицы и площадь, неистовствовала:
— Сла-ва ге-ро-ям!
Студенты технологического училища скандировали с крыш солдатам:
— На-силь-ни-ки! Убий-цы!
Всех охватило небывалое волнение. Возмущались все — молодые и старые, мастеровые и интеллигенты.
Демонстранты, не обращая внимания на окрики конвоя, приветливо поднимали руки, улыбались, размахивали шляпами. Они не напоминали поверженных, нет, они были победителями. Смешно вступила в драку с мальчишками рота солдат, смешно громыхало по булыжнику артиллерийское орудие, которое почему-то везли за арестованными. Через двадцать шагов за процессией на сытых рысаках катила пролетка с полицеймейстером. Насмешки летели градом, словно камни. Улица клокотала, неистовствовала. У недостроенного памятника Александру Освободителю выросла толпа мастеровых, вооруженных булыжниками и палками. И тут по команде офицера процессия остановилась. Воеводин что-то кричал мастеровым, те радостно махали руками. Приветствия нарастали, крики, волнения.
— Кру-гом! Шагом арш! Ружье на пле-чо! — разрядила напряжение команда офицера.
Солдаты повернулись, не понимая смысла этой команды. Полицейское управление виднелось с площади. Да нет, испугались. В толпе заулюлюкали, засвистели, насмешливо захохотали. Теперь порядок шествия изменился. Впереди оказалась рота, ранее замыкавшая процессию. Далее арестованные в кольце солдат, к которым присоединились и полицейские. И опять рота солдат и пушка, подпрыгивавшая по булыжнику. Громыхнули барабаны, и взлетела песня:
«Испугались, побоялись, трусливые мерзавцы! Отбили, наверняка отбили бы. Сколько мастеровых… Какой гнев вызвала расправа у народа… Нет, демонстрация продолжается. Успех… Вот она, настоящая первомайская демонстрация…»
Мария Петровна стояла и радостно слушала «Интернационал».
Ноябрьской ночью 1902 года по Саратову начались обыски и аресты. Не обошли и дом Голубевых на Соборной.
Предстоял суд над участниками первомайской демонстрации. Губернатор депешей попросил расквартировать в городе казаков, боялся эксцессов.
Арестованных привезли из Самары, в которой они находились во время следствия. Содержали в тюрьме при Окружном суде. Проникнуть на суд Мария Петровна не смогла. Пускали родственников, и то по специальным билетам. Но родственников удалось уговорить вести записи судебных заседаний.