— Мы попвосили Юки, Юки слетала, хотя ее и пвифлось упвафивать. Потом мы попвосили Тумана, — Март загадочно улыбнулся, как будто вспомнил что-то очень забавное. — Но сначала прифлось сковмить ему целую поляну твавы. Ведь он футь какой ленивый.
— Кто ленивый? Я ничего не понимаю! — воскликнула мама.
— Фу, какая фе ты глупая! Как кто? Туман. Ведь он же вас пвивез, да? — хитро подмигнул ей Курт и хрюкнул, зарывшись в чашку с земляничным чаем.
— Но нас привез а-автобус, хотя и очень необычный, — тихо промолвила мама, а коротышки еще сильнее углубились в свои чашки, чтобы не было видно, как они там булькают от смеха.
Теперь настала их с Енькой очередь переглянуться. Так значит, действительно, именно эту белую птицу они видели сначала у своего окна, а потом во дворе! Это на нее они побежали смотреть в то странное утро.
— Зачем?! — в один голос закричали они. — Зачем вам это было нужно?
— Ведь вы же не наша таинственная бабушка, которая решила оставить наследство! — язвительно хихикнул Енька.
Март старательно разглядывал пуговичку на своем жилетике, а Курт заерзал на стуле.
— Нам вдвуг сильно захотелось пивогов, а есть пивоги вдвоем — ствафная скукотифа! Гоп-гоп, давайте-ка лучфе позовем Гунилу! — засопел он, соскакивая со стула и протискиваясь в дверь.
Енька и Март вскочили и тоже побежали за ним.
— Что это за Гунила та… — начал было мальчик, но закончить он не успел, потому что близнецы, стоя на крыльце, принялись тихонько посвистывать.
И старательно вглядываться куда-то вдаль, в сторону реки.
— Ей нуфно ввемя, чтобы собваться, — прокомментировали они. — Добво пофавлвать, милости пвосим, — они вдруг стали потешно раскланиваться кому-то, и Енька увидел, что по ступенькам, смешно растопыривая лапы, карабкается маленькая ярко-зеленая лягушка, которая, не отрывая взгляда, пристально смотрит ему прямо в глаза.
— Гунила у нас — самая известная танцовфица и певица. Ну фе, Гунила, покафи гостям класс!
Гунила запрыгнула в дом и уселась на коврике. Вперив взгляд своих выпуклых глаз в мальчика, она внезапно принялась раздувать пузыри у себя на шее и издавать странные звуки, означающие, по всей вероятности, песню. Потом неожиданно грациозно приподнялась на задние лапки и начала раскачиваться и кружиться, делая передними плавные жесты в воздухе. Так она подпрыгивала и вертелась, а один раз даже перекувыркнулась в воздухе. Потом столь же внезапно резко повалилась на спину и свесила свои изящные лапки на одну сторону.
— Гунила уфе устала. Она всегда чевпает вдохновение в чьей-нибудь дуфе, а это не так пвосто…
— Ха! Напвимев, когда она в последний ваз танцевала для Кувта, ее болтало в воздухе как бефенную целых пять минут, — хрюкнул Март.
— Ну-ка, снеси-ка ее обратно к речке, — Курт бесцеремонно пихнул мальчика в бок, и тот, осторожно завернув Гунилу, находящуюся, очевидно, все еще в экстазе, в расшитое полотенце, понес ее куда ему было сказано.
У реки он посадил необычную лягушку на большой мшистый камень на берегу, полагая, что дальше-то уж она сама найдет дорогу. Танцовщица все еще учащенно дышала и по-прежнему не спускала с него глаз. Мальчик приветливо помахал ей рукой и пошел обратно к дому.
Он решил кое-что проверить. Ему давно хотелось что-нибудь нарисовать, но сделать это было совершенно нечем, нигде в доме он не нашел ни карандашей, ни фломастеров, и тогда он решил пошарить за буфетом. Ведь столько раз близнецы добывали оттуда то посуду, то столовые приборы, то свечи, вдруг и цветные карандаши там тоже где-нибудь завалялись. А если повезет, можно было бы раздобыть и какую-нибудь завалящую тетрадку для записей. Он заглянул за буфет, но толком ничего не увидел, там было темно, очень темно, гораздо темнее, чем во всем доме ночью. «Странно, а где же сковородка?» — растерялся он. Ее нигде не было, да и огромной кастрюли, которая, если честно, как ни крути, сюда вообще никак не могла поместиться, тоже. Он вынырнул из темноты и задумался. «Попробуем еще раз. Так. Мне нужны карандаши и хотя бы малю-ю-юсенький клочок бумаги».
Он зажмурился и принялся шарить по полу. Внезапно рука его нащупала что-то продолговатое. Ура! Это был карандаш! Еще и еще! Целых семь штук, как и положено, вся радуга в сборе! И, наконец, почти целиком протиснувшись за буфет и шаря в потемках, он добыл несколько свернутых в трубочку вполне пригодных для рисования листов бумаги. Мальчик был счастлив и горд своим отчаянным поступком и своей сообразительностью и весь остаток дня и вечер, увлекшись, полностью посвятил творчеству. Он нарисовал бурундуков, Лимона, Юки, ежей и ящерку, Курта и Марта, а также аппетитных птичек, улитку и странную танцующую лягушку, которую близнецы называли Гунилой. Чрезвычайно довольный собой, сын побежал показывать маме, что у него получилось.