Трава «Рви Что Попало» росла повсюду, казалось, больше проку было бы, если бы ее выпололи. Она вечно путалась под ногами и кое-где доходила мальчику почти до пояса, так что через нее было трудно пробираться. И такие заросли еще и поливать? Это уж слишком! Енька полил в несколько заходов всю траву, которая росла вокруг дома. Он таскал ведра, куда Юки каждый раз стряхивала по скудной серой горсточке, к реке и обратно, близнецы замешивали в воде корешки. Он трудился изо всех сил, стараясь как можно скорее покончить с этим бессмысленным занятием.
Мама тем временем почти закончила возиться с травой. Черешневые птички принесли чеснок и даже без лишних уговоров потолкли его в ступе.
— Ну и какой во всем этом толк!? — чуть не плача, ныл Енька, который очень устал.
А ведь он так рассчитывал с утра пораньше, несмотря на насмешки двух своих упитанных друзей попробовать надуть мяч или починить воздушного змея. В крайнем случае, можно было бы рискнуть забраться на крышу автобуса, если удастся уговорить его немного постоять спокойно в воде, и понырять с него в заводь.
— Увидиф, — лукаво сказал Март.
— Что-то я пвоголодался, — заворчал Курт, и в животе у него как по команде призывно заурчало.
— Гоп-гоп, а вот и сигнал! — радостно заключил Март.
— Ну-ка, все трое, к речке мыться, живо, — скомандовала мама, — в таком виде я вас за стол не пущу. Рисовые колобки почти готовы, осталось только запечь их и полить медом.
Близнецы с мальчиком послушно отправились на реку. До того уж им хотелось поскорее получить в свое распоряжение как можно больше сладких рисовых колобков. Енька пообещал братцам научить их плавать, хотя они не совсем понимали, о чем он толкует. Март нерешительно вошел в воду по колени, и для вида поплескал себе на живот.
— А завтра перейдем к нырянью! — радовался Енька, из воды поглядывая на отчаянные барахтанья на отмели у самого берега Курта, который оказался немного смелее.
Оказывается, раньше им обоим и в голову не приходило, как это может быть здорово — плавать.
После обеда бурундуки натащили из леса гору шишек, и они вчетвером дружно трудились, добывая ядрышки. В столовой стоял чудесный аромат кедровой смолы. Мама рассчитывала сделать на ужин ореховую запеканку с черешневым джемом. «А назавтра — творожный пудинг. Но пока точно не знаю, как я с ним управлюсь, — бормотала она, очищая скорлупу. — Но мне ясно одно — готовить такие волшебные обеды — сплошное удовольствие!»
Курт и Март, согнувшись, как и все, сопели каждый над своею горкою шишек.
— Э-эх! — Курт распрямил спину, потянулся и зевнул, — сколько ваботы! Вот пока вас не было, у нас не было никаких забот!
— Не пова ли немного певедохнуть? — оживился Март, ну, напвимев, вздвермнуть чуток?
— Лучше давай-ка споем! Эй, бватец! Взбодвись! Гоп-гоп! — дернул его за ухо Курт и, мелькая толстыми короткими ляжками, полез за буфет.
Какое-то время там слышались громыхание, чертыхание и возня, потом показалась взлохмаченная шевелюра Курта, а затем появился и он сам, волоча за собою небольшого размера аккордеон. Меха инструмента растягивались и издавали тихие жалостливые звуки. Курт и Март уселись по разные стороны от него, и в четыре руки заиграли печальную протяжную мелодию. Потом они затянули дружно и хором:
Мама и Енька вежливо похлопали. Енька подумал, до чего все-таки здесь все любят изъясняться загадками. Курт и Март отшвырнули аккордеон, и он в сопровождении той же печальной мелодии, словно уползающая гусеница, пропал за буфетом. Близнецы стали дальше перебирать орехи, время от времени перешептываясь и косясь на Еньку:
— Сколько мы ни намекали, он так ничего и не понял…