«А вдруг это какая-нибудь наша очень старенькая бабушка, о которой мы не знаем, как нельзя кстати вспомнила, что мы ее единственные наследники, и решила оставить нам свой огромный древний замок с привидениями на высокой-превысокой горе», — думал Енька, проваливаясь в узкую, бездонную, темную сонную яму. Помнится, мама часто на ночь вместо сказки рассказывала об одних своих очень-очень-очень дальних родственниках, которые живут припеваючи где-то на другом конце земли. Вот только странно, что ни о каких Семьсемиях, или как их там, ни он, ни мама никогда не слышали.
Автобус издал еще один резкий нетерпеливый гудок, донесшийся к мальчику уже сквозь сон, и, неожиданно резво взбрыкнув колесами, понесся задом наперед, не разбирая дороги, с подозрительной для такой развалюхи прытью огибая другие машины, столбы и редких испуганных прохожих. Он не просто мчался по асфальту, а скакал галопом, высоко вскидывая при этом то задние, то передние колеса, хотя теперь сказать наверняка, какие из них были задними, а какие передними, оказалось совершенно невозможным.
В жизни простого человека, если только он не пожарный и не ученый, самозабвенно исследующий непредсказуемое поведение вулканов, встречи со свирепой огненной стихией случаются не так уж часто. Енька и мама, усталые и измученные, быстро и крепко уснули, несмотря на невероятную тряску. Когда же мама очнулась, она с крайним удивлением обнаружила за окном, во-первых, яркий солнечный полдень, а во-вторых, тот факт, что эта самая трещащая по швам развалина на колесах, пыхтя, осторожно сползает, передвигаясь, словно ребенок по лестнице, задом наперед, вниз по горному серпантину. В салоне они с сыном по-прежнему были одни. Подперев вымазанную сажей щеку рукой, женщина стала смотреть в окно. Мимо нее чередой проплывали горы, холмы, лес, все, что угодно, кроме того, что можно было бы назвать жильем. «Ничего себе, покатались вокруг площади, — запаниковала она. — Сколько же это мы проспали, что успели забраться в такую даль?» Мама стала нервничать — до чего же глупо с ее стороны было отдать последние деньги ради того, чтобы их увезли неведомо куда, в лесную глушь. Подумать только, видимо, надышавшись дыма, она совсем потеряла голову! Вдруг норовистый автобус резко припустил, при этом несчастных пассажиров подбросило чуть ли не до потолка, а затем ловко вырулил на узкую лесную тропинку и погнал, подпрыгивая, прямо в чащу, цепляясь боками за кусты и ветки деревьев. Петляя, он несся все глубже в лес, затем нырнул в глубокий овраг, так что у мамы сердце упало куда-то в область коленок, а Енька проснулся от удара лбом, и свернул в узкий темный тоннель в горе.
Вдруг автобус неожиданно затормозил, и мальчик едва не свалился на пол, в последний момент успев ухватиться за обтянутый все тем же белым бархатом поручень. Его кеды, похожие на двух растерянных домашних зверьков, у которых отвязались поводки, и они теперь не знают, куда им бежать, болтались в разных концах салона, неуклюже подпрыгивая от тряски. Двери шумно распахнулись, и они с мамой, оставив плату за проезд прямо на сиденье одного из диванчиков, с облегчением разминая ноги, спрыгнули на траву. Автобус снова издал свой фирменный противный громкий гудок, недовольный и резкий, развернулся и по-прежнему, двигаясь исключительно задом наперед, умчался прочь. Енька потер ушибленный лоб и стал оглядываться. Солнечные лучики пробивались сквозь мохнатые зеленые верхушки сосен и падали на его худую веснушчатую физиономию. Воздух был наполнен ароматом земляники и птичьим щебетом. И снова никаких признаков человеческого жилья! «Что же это за Сисеми такие? Если деревня, то, наверняка, самая что ни на есть глухая и заброшенная, значит, и наше наследство такое же захудалое», — вздохнул Енька, завязывая шнурки. Хотя, говоря по совести, сейчас они были бы рады любой крыше над головой, не говоря уж хоть о каком-нибудь обеде! С твердым намерением любой ценой добыть и то, и другое, мама выпрямилась, улыбнулась, решительно взяла сына за руку и двинулась вперед.